А он-то испугался. Он покатился со смеху, повторяя: «Супер! Супер!». Догадавшись, что брат смеется над ней, Венеция стала передразнивать его и колотить куклой. Барт картинно рухнул, изображая жертву ее мощных ударов. Венеция навалилась на него и принялась щекотать. Моргана кинулась ей на подмогу.
– Я его держу! – кричала она. – Щекочи его, щекочи!
– Спасите! Помогите! Эме! – кричал Барт, задыхаясь от смеха.
Он поймал Моргану за ногу и повалил на Венецию. Трое Морлеванов образовали кучу-малу, сотрясаемую общим смехом.
– Вот бы Симеон был тут, – сказала Венеция.
Моргана посмотрела на брата с тревожным вопросом в глазах.
– Не сейчас, – тихо сказал ей Бартельми.
– Дадим клятву? – предложила Венеция.
– Что еще за клятву? – насторожился Бартельми.
– Сейчас мы тебя научим, – сказала Моргана. – Поставь кулак вот так.
Барт сжал руку в кулак. Моргана поставила сверху свой, а Венеция завершила пирамиду со словами:
– Морлеван или смерть.
Она убрала кулачок.
– Тебе понравилось?
– Зашибись. А что это значит?
– Что нас никто не разлучит, – объяснила Моргана.
Барт задумался, найдет ли эта клятва отклик у судьи по делам несовершеннолетних, и пришел к заключению, что не найдет. Братство Морлеван уже разлучили. Так оно и останется. Моргана вернулась к книжкам, а Венеция принялась раздевать Кена.
– Хорошо бы, – сказала она Барту, – чтобы ты мне подарил подарок.
– Здрасьте! Это почему же?
– Потому что ты меня любишь, – ответила девочка со своей нежной и дерзкой улыбкой.
– Типичная женская логика, – презрительно заметил Барт. – И какой же ты хочешь подарок?
– Кена.
– Э, не гони! Я тебе одного уже купил.
– Да, но он такой бедненький, – жалостливо объяснила Венеция. – У него нет мужа.
Барт, поперхнувшись, не сумел даже облегчить душу своим излюбленным восклицанием.
– Знаешь, какого Кена я хочу? – мечтательно добавила Венеция. – Прекрасного принца!
Барт по-новому, внимательно, посмотрел на сестренку и, подумав, признал:
– В сущности, и я хочу того же.
– Только надо, чтобы он любил детей, – посоветовала Моргана, которая не забыла кошмарного Лео.
– Я напишу объявление: «Требуется Прекрасный принц, который любит надоедливых маленьких девочек», – сказал Барт.
«…И повешу его в кабинете профессора Мойвуазена». Но этого Барт вслух не сказал.
Впрочем, Никола Мойвуазен последние несколько дней удерживал его на расстоянии. Кивал ему издалека, помахав рукой в знак приветствия, и вместо того чтобы подойти, исчезал. Барт строил всевозможные предположения, но объяснялось все просто: Никола не горел желанием обсуждать состояние Симеона с его старшим братом. Он знал, что лечение, на которое он дал добро, сродни русской рулетке. Чтобы мальчик не слишком мучился, они с Жоффре решили увеличить дозу морфина, который теперь поступал в кровь постоянно. Симеон большую часть времени проводил в полудреме, иногда проваливаясь в тяжелый нездоровый сон. Желудок у него уже ничего не принимал, и питание поступало только через капельницу. Когда Барт входил и закрывал за собой дверь 117-й палаты, в ней стояла такая тишина, словно он очутился в склепе.
В эту среду, еще не остыв от смеха и возни с сестренками, Барт надеялся, что у Симеона случится минута-другая просветления, и можно будет изобразить ему в лицах Венецию и Моргану. Но остаток дня неумолимо, минута за минутой, утекал в воронку песочных часов, а Симеон так и не открыл глаз. Вошла Эвелина, сменила мешок на капельнице, и снова потекла капля за каплей.
– Все это без толку, – угрюмо сказал Барт.
Медсестра только молча сжала ему руку. Сумерки накрыли больничный сад. Время посещений закончилось. Барт знал, что даже не сможет утешиться обществом сестренок: Эме, у которой он их оставил, уже передаст их Жозиане. Он медлил уйти, надеясь хотя бы на минутное улучшение. Все тело у него затекло, и он выбрался из единственного кресла. Присел на край кровати. Симеон ровно дышал, лицо у него было спокойным и расслабленным. Барт взял его за руку. Рука была ледяная. Этот холод пробрал Барта насквозь. «Он умирает».
– Братишка, – прошептал он.
Чудной это был подарок – на миг свалившееся на него братство; а теперь этот подарок уплывал из рук. С самого начала, еще до рождения, он уже все потерял.
– Вот и все, – сказал Барт и положил безвольную руку Симеона на постель.
Он встал, едва держась на ногах от горя. И пошел куда глаза глядят, чтобы совсем затеряться в ночи – блуждать по городу, пить, танцевать, подцепить кого-нибудь. Наутро он поспешно выставил за дверь парня, которого привел накануне, и оделся строже, чем обычно. Он зашел в лицей Св. Клотильды и сказал директору, что Симеону уже никогда не понадобятся ни конспекты, ни задания.
Известие огорчило г-на Филиппа до глубины души. Это он в свое время обратил внимание на необычайные способности одного из учеников и пошел на риск, дав ему возможность заниматься по программе старших классов. Он впервые увидел Бартельми, когда тот пришел сообщить о госпитализации Симеона, и был несколько удивлен специфическим обликом молодого человека. Но потом привык и даже проникся к нему дружескими чувствами.