Ой, мамочки

Дверь почему-то не распахнулась с грохотом. И чем бы ни были те звуки в коридоре, они прекратились. На какое-то время мы были избавлены от Мэри. Опустившись в кресло, я вдруг поняла, до чего же туго соображаю. Теола Фейт вызволила меня из лап кеглистов Грязного Ручья только для того, чтобы вытянуть информацию.

– Кулинары не болтливы, – сдержанно отозвалась я.

– Как грустно. Надеюсь, Пипс и Джеффриз все же не переметнутся на сторону врага. Я всегда подозревала, что эту парочку можно купить за большее жалованье.

Раньше я бы, может, и не согласилась, но, вспомнив, как эти двое кучковались сегодня возле Мэри… Я неосторожно взглянула на журнальный столик, где лежала – бросаясь в глаза, как расстегнутая ширинка у джентльмена на коктейль-пати, – знакомая кроваво-красная обложка. "Мамочка-монстр".

– Вам удобно? – Теола Фейт закинула одну шелковистую ножку на другую.

– Да, спасибо. – Я не могла оторвать глаз от книги.

Теола Фейт вернулась в Грязный Ручей явно не на встречу выпускников школы. В этом доме она ради выяснения отношений, ради конфронтации. Но в какой форме? Достаточно ли ей будет своим присутствием привести в смятение Мэри? Или же она жаждет крови?

По полу потянуло сквозняком. Неожиданно мозг мой превратился в киноэкран. Начальная сцена: Теола Фейт замышляет растоптать репутацию своей дочери. Глубокой ночью она переплывает реку и проникает в Менденхолл – свой дом. Что может быть проще, нежели забрать парочку тесаков из столовой и… чпок, сделать мясной фарш из двух гостей? Тела Джима Грогга и Дивонн брошены в колодец, а ножи сунуты в карман жакета Мэри… Какая сладкая месть! "Право же, дорогой шериф! Я все время пыталась довести до всеобщего сведения, что дочка моя совсем свихнулась, и если уж двойное убийство не доказывает этого, то что же тогда? Но прошу вас, не вините во всем ее дурное воспитание, бедная крошка попала под влияние секты шеф-поваров".

Я едва не соскочила с кресла, когда кот (о котором я напрочь забыла) потерся о мою ногу, а гостеприимная хозяйка протянула мне высокий бокал, в котором весело покачивалась вишенка.

Бога ради, Джим Грогг и Дивонн вовсе не ухнули в колодец! Элли, пошевели мозгами! Как бы Теола перетащила их трупы без посторонней помощи? Ноги Пипса едва держат его самого. Что же касается Джеффриз… Я отогнала прочь возникшую в воображении картинку: перекинув по трупу через каждое плечо, карлица поднимает взгляд на портрет Кота-Мертвеца. А что, если паника Мэри объясняется тем, что она нашла нож?..

Я пригубила шипучую янтарную жидкость, от выступившей на стенках бокала влаги моя ладонь сделалась мокрой.

– Очень вкусно.

– Я смешала имбирный эль, клюквенный сок, плюс лимон со льдом. Это был мой любимый пунш, когда я ждала свое первое и единственное дитя. – Присев на стул возле рояля, Теола Фейт лениво побренчала одной рукой; в другой она держала бокал, до краев наполненный виски. Кот важно расхаживал по спинке дивана, и я спросила – лишь бы уйти от разговоров о Мэри, – очень ли она к нему привязана. Хотя, признаться, я уже начала мечтать, чтобы младшая Фейт вошла и раз и навсегда покончила с этой историей.

Теола наполовину осушила свой бокал.

– Коты всегда были моими любимцами. Их можно прогнать, когда они вертятся под ногами, или же взбить и превратить в подушечку, если требуется создать атмосферу домашнего уюта.

– Да, конечно. – Опустив свой бокал, я затосковала по Тобиасу. Он бы откусил руку, попытавшуюся превратить его в подушку. Очевидно, наш лукавый Чарли Чаплин тоже не вдохновился этой идеей. Когда Теола Фейт встала, чтобы заново наполнить свой бокал, кот со всех ног бросился к двери. Царапанье его когтей было тем красноречивее, что при этом он даже не мяукнул.

– Извините. Если я ему открою, то подвергну опасности голубей.

В словах Теолы был резон, но от сознания того, что оба мы ее пленники, мне стало неуютно. В доме висела зловещая тишина, будто затишье перед бурей.

– Кисонька, будь добр, оставь свою Теолу наедине с подружкой! – Подавшись ко мне, Теола плеснула в мой бокал имбирного эля и бросила вишенку на длинном черенке. Спиртным от нее несло так, что хватило бы пропитать приличный бисквит. – Прислушайтесь к нему! Он напоминает мне о той поре, когда я ждала Мэри… и в первый раз ощутила ее шевеление. – Она выпрямилась. – Кстати, а вы уже это чувствуете? – То было ее первое – и единственное – упоминание о моей беременности.

– Нет.

– Деточка, это все равно что мягкие лапки кошки, настойчиво скребущейся в дверь.

Я испытала прилив симпатии, и в этот момент – когда я подумала о Мэри как о невинном, безобидном ребенке с губками бантиком – дверь распахнулась, отшвырнув кота в сторону. По-моему, я закрыла глаза и – совершенно точно – пролила свой напиток.

Перед нами стоял Пипс, как всегда напоминая труп, который тысячу лет продержали в морозильнике. Едва старик увидел Теолу Фейт, как на щеках его проступил легкий румянец, а кривые ноги мелко задрожали.

Теола прищурилась:

– А-а, вот и ты, Пипик!

– Пипс, мэм. – Будь у него на голове волосы, он бы поправил челку.