Ой, ноблесс, ноблесс…

На других столах лежали тарелки дальнего видения, как у Ярославны, только раза в три больше – несколько сервизов, если пересчитывать в общечеловеческие единицы измерения, и по всем каталось без устали что-то круглое и тяжелое. У Серафиминой бабушки это было золотое яблоко. Тут, в соответствии с общей эстетикой замка, вполне могла оказаться медная картошка.

Пространство, не занятое блюдами и картами – пол, редкие простенки между окнами, стулья, табуретки, стремянки – было покрыто книгами. Казалось, они жили здесь своей собственной жизнью, сходились, размножались и расползались где, как и когда хотели, и те два человека в застиранных серых балахонах, которые при звуках открывающейся двери бросили свои занятия и переломились перед Костеем пополам в поклоне, не могли и не хотели им препятствовать.

– …Что бы непосвященные ни представляли себе, в мастерской мага нет ничего интересного. Магия – тяжелый, кропотливый, утомительный труд. Я исследовал ее глубины, поднимался на самые головокружительные высоты, и теперь, когда равного мне мага нет во всем Белом Свете и никогда не будет, я могу заниматься покорением мира в свое удовольствие, а скучную однообразную работу оставить тем, кто ничего другого свое серостью и заурядностью не заслуживает.

Он кивнул в сторону застывших с головами в районе коленок чародеям.

– Производство ковров-самолетов, тарелок наблюдения и прочих предметов магии и для магии осталось там, за закрытыми дверями, мимо которых мы проходили. Как я уже говорил, не-чародею наблюдать за этим будет скучно и неинтересно, что бы он себе ни представлял. Если рассматривать мою магию как некое живое существо, то я бы сказал, что там ее руки. А здесь – глаза. Поглядите, ваше величество, – обвел он широким жестом открывающееся перед ними из окон пространство, заполненное до горизонта лесом, сливающимся вдалеке с лысеющими осенними горами. – Эти люди – помощники Зюгмы – день и ночь наблюдают за тем, чтобы ни одно живое существо не приблизилось к замку незамеченным. У такого человека, как я, всегда полно завистников, – горько, как будто не желая примиряться с суровой действительностью, вздохнул Костей. – Чем могущественнее правитель, тем больше у него врагов, готовых воспользоваться малейшей его оплошностью. Теперь, когда я нахожусь на пороге великих свершений, я не могу допустить этого.

– Но из окон, какими бы большими они ни были, видно только одну сторону замка, – резонно заметила царевна.

– А для этого у меня есть магические тарелки, – удовлетворенно сощурился царь. – Смотрите.

Серафима подошла к одной тарелке, другой, третьей…

Все они показывали незнакомые ей места – поле с марширующими по нему крошечными солдатиками, неизвестный город с неприветливыми каменными домами, какую-то широкую реку, лес с буреломом, большую деревню, пустую дорогу, еще один незнакомый город…

Костей с любопытством наблюдал за выражением ее лица.

Она понимала, чего он от нее ждет, и решила не обманывать его ожиданий.

– А скажите, ваше величество, – уверенно глянула она царю в глаз. – Эти ваши волшебные блюда могут показывать все, что угодно?

– Да, – кивнул он и стал ждать продолжения.

– Могу ли я попросить… показать мне…

Серафима заколебалась.

Больше всего на свете ей хотелось сейчас посмотреть на Иванушку, но из уст Елены Прекрасной эта просьба прозвучала бы странно. Посмотреть на мужа Елены – царя Василия? Но если Костей позволит воспользоваться тарелкой только один раз, ей бы не хотелось терять этот единственный раз именно таким образом. Да и вспышка необоснованной ревности нам тут ни к чему. Пока. Показать Лукоморск? Но если Костей увидит на изображении Елену и начнет расспрашивать… Или, еще хуже, все поймет? Ведь, что бы ни говорила Змиулания, различие между ней и настоящей Еленой Прекрасной можно рассмотреть не то что одним глазом, а вовсе закрыв глаза. А корона на елениной голове тем паче расскажет все в одно мгновение…

Ну, что ж. Из трех зол выберем четвертое.

– Показать мне мою родину. Стеллу.

Костей с удивлением скользнул по ней взглядом, но никак не прокомментировал такое странное решение. Он подошел к ближайшей тарелке, простер над ней руки и забормотал заклинание.

И только тут до Серафимы дошло, что она натворила.

Даже если Костей не знал, как выглядят стеллиандры и стеллийки, то, глянув на изображение, он без труда найдет десять отличий между смуглыми черноглазыми темноволосыми детьми Стеллы и светлокожей зеленоглазой шатенкой рядом с ним.

Хотя тогда и этих трех отличий будет вполне достаточно.

– …тамам! – закончил он словом-ключом заклинание, и, не успела царевна и слова молвить, как на дне посудины показались голубые горы, сливающиеся с голубым морем на фоне голубого неба. Чуть ближе белела выгоревшая на щедром южном солнце земля с клочками пыльной растительности на ней – то ли травой, то ли кустами, то ли деревьями. На желтом каменистом то ли холме, то ли бугорке стоял то ли храм, то ли стилизованная собачья будка.

– А… поближе… не делается?… – с замиранием сердца поинтересовалась царевна.