Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Крик бирюзовых птиц, шакалов детский плач,
в арыке плеск воды, знакомый здесь от века,
чернеет башнею тяжелой карагач,
тень влажную стеля на ложе человека.
Упали липкие шелковицы плоды,
О, дождь медвяный — сладостная прибыль!
Вот тут бы, утомившись, у воды,
на край ковра присесть, сказав «спасибо».
Тут гостя нового встречает щедрый люд,
«салям» произнесет узбек с улыбкой.
Растают ягоды на теплой меди блюд,
и освежит лицо вода струею гибкой.
Поднимется степенный аксакал,
коснется сердца он рукой, встречая,
и чуть горчащего, зеленого вам чая
напиться даст из расписных пиал.

Тут и кетменщики, тут есть и хлопкоробы,

стройны и жилисты — пришли еще в поту…
Как тот садовник, тот мудрец высоколобый —
все влюблены они в земную красоту.
Ведет беседу дед неторопливо,
расспрашивает, что там впереди…
Поклон передает днепровским нивам
и завершает речь строфой из Саади:
«Один наш волосок, как шелковинка, брат,
но, с многими сплетясь, прочней он, чем канат».
Волнуется старик… Язык медвяный предков,
стихами пожелавший вдруг предстать,
так сочно шелестел, как те плоды на ветках,
когда плодам пришла пора спадать.
И вслушивались мы, как в сердца тишь и гладь
слова созревшие влетели искрометно.

Вот так он говорил — от сердца, от души —

и бронзою звенел размер речитатива.
Вошла в колхозный сад спокойно, неспесиво
к нам титаническая речь Фирдоуси.
Стихи поэтов тех, звучавшие, как вызов,
таков был их стальной, непогрешимый лад;
стих Саади, газель влюбленного Гафиза —
они гостями вдруг пришли в колхозный сад.
И, как тепло, как вздох, как бег крови по жилам,
в одно соединяясь, как семья,
в садовнике простом они бессмертно жили,
садами грузными шумя.
И с помощью его, который стар, но вечен,
отвергнув навсегда и споры, и бои,
понятны стали всем все сто земных наречий,
стих Пушкина тут был, Гафиза рубаи,
и мой Шевченко в этот братский вечер
святые вирши прочитал свои.

1938

Леонид Первомайский

«Обнажаются нехотя ветви…»

Обнажаются нехотя ветви,
Тихий сад под дождем шелестит.
Это молодость наша, как ветер,
На конях буйногривых летит.

Не поймать мне коней этих гордых,

Не вернуть быстроногих назад.
Как весна, отцвели наши годы,
Только в памяти ярко горят…

Не грущу о весне журавлиной.

Я для сердца усладу найду.
Расцветает под осень калина
Над Днепром в моем тихом саду.

Я любуюсь калиновым цветом

На холмах половецких крутых,
Там, где песни смолкают, как ветер,
Что вдали за рекою затих.

1937

«За что любить, за что жалеть тебя?..»