Ойкумена

Беднягу трясло, как в эпилептическом припадке. Дубинкой он вращал с немыслимой скоростью. Оружие превратилось в размытый темный круг. Чудилось, сейчас дубинка вырвется из пальцев и улетит бешеным пропеллером, калеча собравшихся. Левая, свободная рука извивалась змеей, словно кости в ней превратились в тряпки. Ноги выделывали замысловатые коленца. Гигант взлетал на метр от пола, зависал дольше, чем положено по закону тяготения, и мягко опускался.

Ухмылка сверкала белизной сахара.

Реакция аборигенов оказалась еще удивительней, чем «пляска» вудуна. Рефаимы упали на колени и запели гимн. Вела блондинка, остальные с воодушевлением подпевали. Разобрать слова Тарталья даже не пытался. И так ясно: религиозное песнопение «во славу» — чего? кого? Радость фанатиков озаряла лица. Она пугала больше, чем поведение чернокожего.

Что здесь происходит, черт возьми?!

Внезапно гигант застыл. Руки плетьми обвисли вдоль туловища. Лицо несчастного исказила гримаса — Королева Боль пришла по его душу. Но ухмылка никуда не делась. Дикое, нечеловеческое счастье плескалось в глазах вудуна.

— Сподобился! — хрипло вскричал он, падая на колени. — Иду ввысь! О, мой Лоа! Братья! Я жду вас на небесах!

— Аллай-а! Аллай-а! — откликнулся восторженный хор.

Гигант выгнулся в судороге. На миг он расслоился, превратясь в десяток прозрачных двойников-призраков. С явной неохотой призраки вновь слились воедино. Тело вудуна осело на пол бесформенной массой. Над ней продолжало маячить счастливое лицо безумца, запрокинутое к потолку. От зрелища Лючано едва не вывернуло наизнанку. Не в силах оторвать взгляд или зажмуриться, он продолжал смотреть.

А Заля стошнило на ближайшую клумбу.

В нос шибануло озоном. Кисель, ранее бывший телом, вспыхнул ослепительным фейерверком. Треск, шипение; по ветвям, цветам, листьям заскакали веселые искры. И вдруг все кончилось. На полу лежал целехонький комбинезон арестанта, пара стоптанных кроссовок, дубинка…

Вудун исчез.

IV

Незримая тень скользнула мимо, колыхнув воздух оранжереи — и исчезла, пройдя сквозь стену. Выход пенетратора из захваченного тела. Лючано уже видел это на «Горлице». Только полковник-артиллерист сгорел сразу, без жуткой прелюдии.

Рефаимы, как ни в чем не бывало, поднимались с колен.

— Добрый знак! — возвестила блондинка. — Вы явились, и брата Айомбу забрали ангелы. Теперь он с ними, и душа его поет. Мы рады, что вы сопутствуете нам в Шеоле. Пребывайте в покое, и ангелы вознесут вас. Верьте, братья! — и воздастся по вере вашей. Кстати, вы голодны?

Последнюю фразу девушка произнесла уже без всякого пафоса.

Неофиты переглянулись. Желания спорить с религиозными фанатиками-извращенцами не возникло ни у кого. Даже легат помалкивал.

— Вы голодны? — повторила блондинка.

— Да! — выпалил Лючано.

— Тогда советую вам набраться терпения. Время обеда настанет через два часа. А пока устраивайтесь.

Она обернулась к варвару, подпоясанному алым кушаком. Тот аж засветился от нетерпения — так ему хотелось кинуться к Тарталье.

«Бросьте меня голодным боро-оборо! — ахнул Добряк Гишер. — Это же Толстый Ува! Дружок, ты сидел с ним в Мей-Гиле. Вот уж приятная встреча…»

— Брат Ува выразил желание позаботиться о вас, — мило улыбнулась блондинка.

Контрапунктю. Лючано Борготта по прозвищу Тарталья (от пятидесяти до одиннадцати лет тому назад)

Один и тот же человек наслаждается 6-м концертом Штеймана для фагота с оркестром, а час спустя — дегенеративным комик-шоу «Загляни под юбку». Один и тот же человек рыдает, стоя в Кремерской галерее искусств у «Скорбной Регины», а назавтра точит слезы, листая очередной том похождений межпланетной страдалицы Анны-Марии Рудивокс.

Ты подаешь нищему грошик и тратишь сотню на проститутку. Переводишь старушку через дорогу и забываешь о могиле собственной матери. Свято блюдешь диету, чтобы однажды напиться до полусмерти под бифштекс с кровью. Ссоришься с другом, миришься с врагом; путаешь одного с другим, говоришь комплименты и гадости каждому из них поочередно, и ты искренен во всех случаях.

Почему «ты»? — я.

Мы.

Мир стал бы отвратителен, будь мы устроены иначе.

Толстый Ува родился неудачником.