Ойме

За окном автобуса проплыл заброшенный недострой. Обещали элитный жилой комплекс из высоток и таунхаусов, а получилось покосившееся и уже полуразрушенное жуткое нечто. Кстати, застройщиком был Главнов.

— Женщина, сумку свою уберите!

Лёка обернулась и увидела, как молодая мамаша толкала по проходу между креслами коляску. Ей мешала проехать хозяйственная сумка на колёсиках. Владелица сумки невозмутимо смотрела в окно.

— Ты, крыса старая, хлам свой убери, я сказала! — проорала мамаша, брызгая слюной. Ещё и витиеватое матерное ругательство добавила.

Пожилая дама, что поставила багаж в проходе, обернулась и, мило улыбаясь, обложила мамочку трёхэтажным матом.

— Что?! Да ты знаешь, кто у меня муж?! Да он сейчас…

— Догонит нас на троллейбусе, да? — засмеялась пенсионерка. — У него, поди, проездной? Да уж, олигарх, ничего не скажешь!

Мамашка попыталась достать хозяйку сумки, но автобус резко затормозил, и она полетела на пол. В этот момент над ухом Лёки раздался грубый мужской голос:

— Девушка, можно присесть?

Лёка обернулась. На неё нагло смотрел парень лет двадцати пяти, державший за руку мальчика детсадовского возраста. Свободных мест в автобусе не было, и Лёка поднялась. Парень плюхнулся на её место, мальчика посадил себе на колени.

— Что, сразу-то нельзя было догадаться? — спросил парень, глядя на Лёку.

— А молодёжь тупая пошла, — выдала дама с хозяйственной сумкой. Мамаша тем временем поднялась, отряхнулась и попёрла было коляской на ненавистный предмет в проходе, но захныкал её ребёнок. Она, пошире расставив ноги, полезла в свою сумку и стала менять малышу подгузник. На весь автобус запахло «детской неожиданностью». Люди стали оборачиваться.

— Это ты воняешь? — спросил парень с ребёнком у Лёки, но она даже ответить не успела.

Использованный подгузник плюхнулся прямо на хозяйственную сумку. Её владелица поднялась и залепила клюшкой мамочке в голову, та бросилась в драку. Окружающие смеялись и снимали всё на телефоны.

Автобус остановился и открыл двери. Лёка выскочила из салона. Отдышалась. Яна, похоже, права — город медленно, но верно сходит с ума.

Хорошо, что раньше в промзоне работало много людей — в советское время построили удобный тротуар вдоль дороги. Идти, конечно, далековато, да ещё дышать выхлопными газами. Зато не ехать с агрессивными людьми в замкнутом пространстве.

Мимо то и дело пролетали большегрузы, оставляющие за собой тёмные вонючие облака. Хотелось кашлять, и Лёка прикрыла лицо шарфом. Наконец показались мастерские. И первым, кого встретила Лёка, стал тот самый хам с ребёнком из автобуса.

— А, рожу-то прикрыла. Правильно, нечего людям психику травмировать. И пешком ходи — хоть похудеешь.

Лёка с трудом поборола желание попросить у отца ломик и огреть этого папашу. Кого он воспитает с таким поведением? Даже думать противно.

— А ты чего здесь? — откуда-то появился отец. Увидев мужика с ребёнком, кивнул ему: — Машина готова, сейчас можете забирать.

— Мне надо с Егором поговорить, — сказала Лёка, придерживая шарф.

— И о чём таком важном? — усмехнулся отец. — Раз даже сама сюда приехала.

Лёка глянула на клиента, ожидающего машину. Отец кивнул, и они ушли.

Достав телефон, Лёка позвонила Егору и попросила выйти. Он появился через несколько секунд. Подошёл, вытирая грязные руки засаленным полотенцем.

— Ну? Чего тебе? — спросил Егор, закинув полотенце на плечо.

Лёка молча показала брату фотографии.

— И что? — мрачно спросил Егор.

— Она тебе изменяет с Робертом Крутовым, — тихо, но выразительно сказала Лёка.

— Слушай, что ты всё вынюхиваешь, а? — Егор пошёл на сестру, тараща глаза и скаля зубы. — На кой ты припёрлась вообще? Какое твоё собачье дело, что у нас происходит? Мы теперь отдельно живём, в нашу семью больше не лезь!

Лёка, впервые видевшая брата таким разъярённым, испуганно пятилась. Оступилась и упала, больно попав руками на бетонную плиту. Егор замахнулся и ударил её полотенцем по лицу.

— Тварь ты паршивая! Выродок! — И каждый выкрик сопровождался ударом.

Лёка пыталась отползти и одновременно закрыться руками, но Егор был выше — стоял над ней и орал. Сквозь мелькание и обжигающие шлепки по рукам возникало его лицо — тощее, и бледное, больше напоминающее череп с налитыми кровью глазами.

Наконец удары закончились, Лёка смогла открыть глаза.

— Ты что творишь?! — Отец отобрал у Егора полотенце. — С ума сошёл?!

— А чего она лезет?! — Егор повернулся к Лёке и плюнул в неё. — Зачем вы её вообще родили?! Жаль, мать аборт не сделала!

Отец отвесил Егору такую оплеуху, что его отбросило на несколько шагов.

— Пошёл вон! — прокричал отец, швырнув в сына упавшее грязное полотенце. Тот плюнул под ноги отцу и скрылся в мастерской.

Лёка поднялась на ноги.

— Что ещё стряслось? — устало спросил отец.

— И часто с ним такое? — Лёка кивнула вслед брату, отряхивая джинсы.

— Да почти каждый день. Ну?

Лёка показала отцу фотографии. Он вроде даже не удивился. Только провёл рукой по лицу.

— Что тут сделаешь? — пожал плечами отец. — У него с этой Каролиной как будто крышу снесло. А ты иди умойся.