Оироэн (СИ)

Как же люто я ее ненавидела! Днем и ночью представляла, как выцарапываю эти холодные змеиные глаза. Из-за нее все пошло прахом, вся моя жизнь с хрустом рассыпалась, точно глиняная крынка под ногами дикого табуна. Ничего не осталось. Даже черепков.

Только младенец и мальчишка с нелепыми железками на ногах.

Я не хотела брать его с собой.

Видят боги, не хотела...

Лошади уже перебирали ногами, чуя дорогу, а я примеривалась, как поудобней взять поводья, чтобы не задеть ребенка, привязанного к груди. Я понимала, что снова иду поперек всех законов – и писаных, и тех, которые знаешь сердцем, но боль и ненависть гнали меня прочь, ослепляя хуже, чем слепят укусы диких пчел, жалящих прямо в лицо. Мне нужно было уйти, чтобы не сдохнуть от этой боли, от этого яда, заполнившего все мое тело и весь разум.

И боялась я не осуждения моей любимой девочки, у которой я украла ее фургон, а того, что ложь раскроется прежде времени и стража на воротах конюшни остановит нас. Кабы не тот страх, может статься, Вереск никогда не узнал бы, каково это – валяться в одной канаве со свиньями и вытряхивать из волос комья вонючей грязи...

Он успел в последний момент.

Прежде я никогда не видела, чтобы мой хромоногий дружочек ходил так быстро. Он едва дышал, когда его сильные пальцы ухватились за край возничьей скамьи. Костыли глухо стукнули о земляной пол конюшни.

«Шу’уна, подожди! Во’озьми меня!» – глаза мальчишки показались мне двумя дырами, что ведут прямиком в пекло.

На миг я увидела его рядом с собой в этом фургоне, на этой скамье. Всякая дорога кажется легче, когда ты не один...

«Нет! – я стиснула зубы и крепче сжала поводья. – На кой мне двое сопляков, вместо одного?»

«По’ожалуйста! Я не стану тебе обузой! Ты’ы же знаешь, я бо’ольше не беспо’омощный!»

Боги, как он смотрел на меня! Но если я чего и знала, так это то, что ему уготована совсем другая судьба. Красивая, достойная его дара и его души. Я вдохнула поглубже, задавила дрожь и сказала так тихо, как только могла:

«Нет, Каи. Патрик мне не простит, если я тебя заберу. Да и нечего тебе делать рядом со мной. Возвращайся в свою постель. Возвращайся во дворец. Пусть тебя научат, как быть настоящим колдуном».

«Па’атрик поймет. А ты не мо’ожешь уехать одна!»

«Могу и уеду, – время утекало, я больше не могла ждать. – Отцепись от фургона. Ну же, иди к себе!»

«Нет! Я должен быть рядом!.. Когда ты устанешь, когда заплачет Рад, когда будет ночь... Шуна, пожалуйста!.. Ты не по’ожалеешь об этом! Просто по’озволь мне быть рядом!»

Он протянул мне свою ладонь, и за каким-то демоном я дотронулась до нее.

Не знаю, что стало последней каплей – мой страх, что стражники подойдут к фургону, или это тепло прикосновения.

«Лезь»

Костыли так и остались валяться в конюшне.

Он втащил себя на скамью одним уверенным движением, выдающим силу его рук, и в следующий миг уже забрал у меня поводья.

«Ты не пожалеешь. Клянусь. Никогда не пожалеешь, Шуна».

8

Он оказался прав. Я действительно не жалела... хотя иногда мне нестерпимо хотелось треснуть его по макушке. Или просто наорать. И если кулаки свои я еще могла держать в узде, то с бранными словами было уже сложней – они то и дело срывались с моего языка, но, подобно стрелам, пущенным неумелой детской рукой, никогда не долетали до цели. Вереск только пожимал плечами в ответ или вовсе делал вид, что его это все не касается. И от его спокойного взгляда вся ярость у меня внутри затухала сама собой.

Как я могла на него долго злиться?

Как я могла о чем-то жалеть?

Он стал частью моей жизни, такой же неотъемлемой, как Рад и этот фургон. И не только потому, что помогал мне возиться с сыном и готовить харчи... Этот хромоногий парень с седыми волосами действительно умел быть рядом. Просто рядом. Ничего не говоря и не спрашивая. Ничего не требуя и не ожидая. Он не посягал на мою свободу и даже на мое тело. Я-то была уверена, что стащить с него штаны станет плевой задачей... Там у дома старой знахарке из Подгорья, мне так хотелось сделать это! Отомстить им всем... и подлецу Лиану, и ненавистной маленькой ведьме, чье лицо было столь похоже на лицо моего друга. Как могли боги создать двух столь похожих внешне и столь различных внутри людей? Всякие близнецы всегда казались мне истинной загадкой и чудом, но эти двое... боги верно посмеялись, когда послали их души на землю, наделив столь схожим обличьем, ведь внутри они различались как день и ночь, свет и тьма, любовь и ненависть. Я никогда не умела видеть тем особым зрением, которым наделены колдуны, но порой даже мне мерещилось, что я различаю мрак, источаемый Ивой. И сияние, исходящее от ее брата. В тот день я была готова на все. Убить эту мерзавку. Или навсегда украсть у нее того, кто был ей дороже всех. Дура... Тогда я еще не понимала, что он и так уже мой – весь от макушки до пяток, неуверенно стоящих на земной тверди.