Ойроэн

Вместо этого медленно приблизилась к ирвису. На ослепительно-снежной его шкуре не было ни единого темного пятна, кроме этих черных узоров у глаз. У глаз, которые, наконец, посмотрели на меня.

Я так и не поняла, что произошло в этот миг. Мне показалось, я ослепла от слишком яркого сияния, как будто долго глядела на снег под солнцем. Мне показалось, я – больше не я, а кто-то иной. И он не был тем, кем казался.

А потом ирвис повел головой, дернул плечами, ощерил зубы в оскале...

...и камни вокруг нас осыпались.

Мы вдвоем стояли под прозрачно-синим утренним небом, а вокруг нас простиралась золотая степь, сплошь покрытая душистыми звездочками горицвета.

Не сводя с меня глаз, ирвис опустился на землю, подставляя свой беззащитный загривок. Спустя мгновение уже была на его спине – теплой, сильной, знакомой мне всеми ее шрамами.

Ирвис поднялся. Замер, дернул ушами...

...и побежал через степь.

Только золотые звездочки замелькали вокруг нас.

11

Я проснулась с ощущением невозможного необъятного счастья. Не зная его причины, не понимая его природы, я лежала, боясь открыть глаза и потерять это чувство. Мне хотелось вобрать в себя все то солнечное золото, которое наполнило мою душу и мой разум. Наверное, поэтому я не сразу поняла, что меня разбудило, где нахожусь... и с кем.

Сначала мне показалось, это Лиан. Показалось, я снова в его объятиях. Но нет. Запах был другим. И ощущения тоже. Я подняла ресницы и в неярком свете масляной лампы увидела перед собой россыпь веснушек на бледном лице, до половины прикрытом белыми волосами. Вереск обнимал меня крепко. Как никогда прежде. Наши тела сплелись подобно корням двух деревьев, выросших бок о бок на одном обрыве. И впервые я испытала рядом с ним чувство, похожее на робость. Я испугалась, что кто-то застанет нас такими и, страшась увидеть на себе чужой взгляд, стремительно села на лежанке.

В шаманском тэне было пусто.

Курился едва заметный дымок над очагом, утекая в темноту ночного неба. Грудь распирало от молока, аж рубаха промокла. Откуда-то издалека до меня донесся плач моего сына. Он и вернул меня в реальность.

Сколько же времени прошло? И что с нами случилось? Образы странного сна почти рассеялись.

Я подтянула колени к груди и снова зажмурилась, пытаясь поймать ускользающие воспоминания о том, чего не было и что было ярче яви.

Снежный ирвис...

Вот значит, кто твой зверь.

Вот каков ты на самом деле.

Я открыла глаза, протянула руку и убрала волосы с веснушчатого лица. Жар спал, светлая кожа была теплой, но не более. Теперь он просто спал.

Пошатываясь я встала и ощупью двинулась к выходу из тэна. Рад кричал уже очень громко. Звал меня и требовал еды.

В большом шатре Вей ходила от одного края жилища к другому, укачивая моего сына, пытаясь утешить его, но тот хорошо знал, что ему нужно и не желал уняться. Шиа в одной рубашонке тихо играла с тряпичными куклами на широкой семейной постели. Вид у нее уже был очень сонный.

Шамана я нигде не приметила.

– Ну полно орать-то, – сказала, опуская за собой полог и делая шаг к Вей, что держала мальчишку на руках. Та посмотрела на меня с радостью.

– Хвала богам, милая! Кайза не велел тебя тревожить, но малышу ведь не объяснишь...

Я забрала маленького засранца и тут же села с ним у очага, приложила к переполненной груди, испытав ничем невыразимое облегчение. Вот мой сын, вот я. Все просто и все понятно. Так и должно быть.

– А где он сам? – спросила я, целуя Рада в сладкую макушку.

– Уехал. Обещал до полуночи вернуться, – Вей протянула мне пиалу, полную теплой орсы. – Как мальчик?

Мальчик... Мне стоило больших усилий вспомнить, что он и правда пока еще мальчик. Еще не тот, кого я видела во сне.

Я сделала большой глоток из пиалы. Соленый и наваристый, молочный напиток согрел нутро. Вкусно... Мать моя орсу так и не полюбила, а я с детства привыкла к степной еде, что казалась слишком странной всем иноземцам.

– Спит, – ответила, облизнув губы.

– Легче ему? Кайза мало говорит, но мне-то всегда видно, если дело худо...

Я кивнула. Перед глазами все еще сияла летящая навстречу золотая степь.

– Легче.

– Пойду туда, – сказала Вей озабоченно. – Негоже его одного сейчас оставлять. Кайза не велел.

– Не надо. Я сама. Рада уложу и пойду.

Почему? Зачем? Разве мне не хватило бессонных ночей и тревог? Я спрятала лицо за пиалой, надеясь, что Вей ничего не спросит.

Она и не спросила. Только посмотрела на меня заботливо и кивнула на Рада:

– С нами сына оставишь? На всю ночь?

– Пока не заорет... или пока Кайза не вернется. Тогда приду. Можно?

В доме шамана Рад стал спать лучше и меньше плакал, так что я надеялась, он не проснется до самого утра.

– Ну конечно, – Вей улыбнулась. – Твой малыш нам уже как родной.

Она не лукавила, я это знала. Чувствовала. Здесь мы и правда жили как в своей семье.

Чудно. Но так хорошо...