Ойроэн

Он приходил не часто и никогда не лез в мои чувства и мысли, но за его заботливыми вопросами о наших делах я неизменно видела желание держать под контролем жизнь Рада. Конечно, белогривый всегда говорил, что это Айна его попросила проведать, как мы там, но я ему ни на крошечку не верила. Может, и попросила, а, может, это он сам аккуратно наводил ее на идею справиться о нас.

Встречи наши были недолгими. Фарр чуял, что мне от них тяжко и быстренько раскланивался, спасибо ему за это. А я поутру просыпалась с ощущением, что по мне прокатился здоровенный булыжник размером с фургон. Эти встречи будили во мне слишком много чувств и воспоминаний, которые я хотела бы начисто забыть.

Я вспоминала, как ехала с ним в одном седле, а сама смотрела на его названного брата. Как мы сидели у костра в степи, и я пыталась понять, которого из них прибрать к рукам. Поначалу-то мне еще казалось, что со старшеньким у меня даже побольше шансов. Пока не узнала, кто он. Пока не разглядела в его сердце эту занозу, что невозможно вынуть ничем, кроме встречи с любимой женщиной. С единственной, о которой он думал днем и ночью. Айне повезло... повезло, что он оказался таким упрямым и терпеливым. Сумел добиться своего.

Я знала, тот, кто подарил жизнь моему сыну, никогда не приложит столько же усилий, чтобы вернуть меня. Потому что я никогда не значила для него столь же много. И в чужие сны он ходить не умел... Если и снился, так только потому, что это м о я душа рвалась к нему.

Хвала богам, спустя почти год эти сны почти оставили меня наконец. Если они и случались, я быстро находила в себе силы не думать о синеглазом колдуне, в чьих объятиях впервые познала, что такое настоящее счастье.

Но в ночь, когда я осталась в тэне одна, лишь с младенцем у титьки, мне вдруг стало отчаянно страшно, что эти сны вернутся снова. Что теперь, когда некому хранить меня по ночам, жгучий яд снова пропитает все мои поры и отравит мое молоко, мои мысли и всю мою жизнь.

5

Поутру в становище явились мальчишки пастуха Нуду – за Вереском. Прискакали на рассвете, веселые, яркоглазые, ветер в длинных черных волосах. Один на год его старше, другой младше на пару лет. Издалека был слышен их смех и громкий окрик: «Эгэ, Аелан!». За спиной – маленькие тугие луки, у седел – колчаны. На охоту собрались, стало быть.

Вереск вышел им на встречу уже с натянутой тетивой и без костыля. Дохромал до своей кобылы, оседлал споро, как будто не вчера только вертел уздечку в руках с недоумением. Степную речь он понимал худо, но братья того словно не замечали, говорили с ним, как со своим, втолковывали все по десять раз терпеливо, показывали на своем примере. В последнее время они частенько наведывались к нам, благо ехать-то было недалеко. Именно сыновья пастуха сказали Вереску, что в Диких Землях не только пешком ходить стыдно, но и не уметь подстрелить себе еду – позор.

Лук ему Кайза нашел, а эти двое стали учителями по стрельбе. Да и просто хорошими друзьями.

Я радовалась за него.

Как не радоваться, когда у человека все хорошо, все правильно? Когда он живет настоящей жизнью, какая и положена людям его лет... Не мытарства по дорогам, не бессонные ночи с чужим младенцем, не кусачая дура-девка вместо любящей семьи, а вот это – настоящее.

Шиа, конечно, тоже сказала, что хочет поехать на охоту, да только кто бы ее взял, малявку.

Я проводила мальчишек взглядом из своего тэна и подумала, что все верно сделала вчера. Пусть Вереск живет свою жизнь... а в мою не лезет. Подхватила с пола Рада, который нашел там жука и пытался поймать его неловкими пальчиками, утерла ему слюнявые губы, перепачканные в песке и пыли. Сидеть сын тоже начал совсем недавно, смешно так, держа одну ногу спереди, а другую выставляя сзади. Чисто кузнечик или ящерица. И пользовался теперь любой возможностью прибрать этот мир к своим ручонкам, тащил в рот что ни попадя.

Я на всякий случай заглянула ему за щеку, проверить нет ли там еще одного жука или комочка земли с пола. Но во рту у Рада только блеснули его три маленьких белых зуба. Когда самый первый прорезался, сын так ухватил меня за грудь, что я, не задумываясь, отвесила ему шлепка по заднице. С тех пор он больше не пытался сжимать челюсти слишком сильно, быстро понял, чем это кончится.

– Идем к Вей, – сказала я, целуя перепачканную в пыли мордаху. – Есть хочется.

В большом тэне вкусно пахло кашей. Вей тут же наложила мне полную миску варева, а рядом поставила еще маленькую плошку для Рада. Там каша была пожиже и сдобренная каплей ароматного степного меда.

Сын обрадованно потянулся к еде. Уж что-что, а пожрать ему всегда только дай. Я сунула в открытый рот полную ложку, а и сама взяла кусок сыра.

– Поругались опять? – спросила Вей, словно между делом. Но я-то заметила, как задержался ее взгляд на моей опухшей физиономии.

Сыр вдруг встал поперек горла.

– Нет, – говорить ничего не хотелось, но уж лучше это сделать сразу. – Прогнала я его. Совсем.

– Как это? – жена шамана вскинула на меня полные непонимания глаза. – Зачем?!

– Не могу так больше...

Вей вздохнула. Тяжко, глубоко.