Ойроэн

Подбегая к нему, я думала увидеть кровавую рану на месте языка, думала, он взвоет прежде, чем я успею прикоснуться к нему... Но сын смотрел на меня ясными глазками и улыбался.

– Рад! Да что же это! – я разжала его зубы и залезла в рот.

Уголек лежал себе там спокойно – черный на черном от пепла языке. Я вынула его, остывший, похожий на простой камешек, и бросила к очагу. А потом отвесила сыну крепкого шлепка.

– Нельзя! Нельзя трогать огонь! Нельзя подходить к очагу!

Рад разревелся от обиды. И я следом за ним – от пережитого кошмара.

Думала, конец моему ребенку.

Всхлипывая, я подхватила его на руки и сунула на лежанку.

– Здесь сиди!

Спустя пару минут на мой крик и этот рев прибежала Вей.

– Дочка, что случилось?!

Сердито утирая мокрые ресницы, хлюпая носом и размазывая угольную грязь по лицу, я ей все рассказала.

– Ох!.. – только и сказала жена шамана. К тому моменту она уже держала Рада на руках и целовала в заплаканные глазки. – Шуна... похоже этот мальчик не боится огня.

– Как и его папаша, – я шмыгнула носом в последний раз и плюнула на пол. – Я-то так надеялась, что обойдется без этих пламенных фокусов! Лучше б он лицом на него походил!..

Вей вздохнула, сунула Раду в руки свой браслет. Это всегда его быстро утешало, вот и на сей раз он быстро затих, принялся стучать браслетом по вышитой подушке.

– А не похож? – спросила она осторожно.

– Ни капельки.

– Я-то думала он больше в отца пошел... От тебя-то совсем немного взял.

Это точно. От меня Раду достались только темные волосы, которые так и норовили завиться колечками, да мелкий рост.

– Глаза, вот, разве что, в этого, – признала я. – Такие же большие да синие. Девкам на погибель.

Вей рассмеялась.

– Далеко ему еще до девок-то...

– Далеко. Небось седая стану, покуда вырастет.

– Все мы становимся, милая. Колдунов рождаем или нет, а без седых волос до их жен и мужей нам никак не добраться. Знала бы ты, что вытворяли мои сыновья... Только Яра была умница, никогда никуда не лезла, ни одной глупости не сделала в детстве... – Вей тяжело вздохнула. – Да только уж лучше бы она в младенчестве свое отчудила...

Густая тяжелая тишина повисла между нами. Я никогда не спрашивала, что случилось с единственной дочерью шамана, но в этот момент почему-то показалось единственно правильным задать этот вопрос.

– Что с ней стало?

– Ох, милая... – глаза Вей быстро наполнились слезами. Она гладила Рада по голове, но взгляд ее был где-то очень далеко. – Яра так и не смогла полюбить степь. Она родилась во дворце... росла вместе с принцами, с малых лет знала такую красивую жизнь, какая мало кому достается. Наша девочка всегда хотела вернуться в Закатный Край, вернуться к той жизни. И вернулась, когда ей было всего двенадцать. Кайза сам отвез ее в Солнечный Чертог. Вот только не задержалась она там надолго. И пары лет не прошло, полюбила без памяти какого-то заезжего мальчика-музыканта и сбежала с ним, никому ничего не сказав. Она, как и ты, смелая была, упрямая... Хотела всем доказать, что уже взрослая и сама за себя решать может. Счастливой жизни хотела... Да только не надолго им боги послали счастья, – Вей промокнула глаза краем рукава. В этот миг она вдруг показалась мне много старше обычного. Все маленькие морщинки на ее лице проступили ярко, как трещины на разбитом кувшине. – Умерла она родами. В какой-то деревушке в паре дней от Золотой. Немного не успели доехать, вернуться... Мальчишка тот с горя чуть не утопился, но сначала решил отвезти ребенка во дворец. Знал, что там ее любили и ждали, мою девочку. Не знаю, что потом с ним было. А Яра... Она так и осталась в Чертоге, в усыпальнице при дворцовом храме.

– Как же... – пробормотала я растерянно. – Как же Шиа осталась в живых, коли мать ее родами померла? Разве так бывает?

– Всяко бывает, милая. Родить-то Яра успела, а вот потом... Повитуха сказала, она и дня не прожила – истаяла.

В горле у меня стоял ком. Я все еще слишком хорошо помнила, как сама чуть не померла, пытаясь разрешиться от бремени.

– Значит, Шиа даже не видела ее... Не запомнила, – почему-то думать об этом было особенно больно.

– Да. Вся ее жизнь – здесь в степи, с нами. Иной она не знает. Может, и к лучшему...

2

Я никогда не знала своего отца, но с трудом могла представить, каково это – не помнить лица матери. Не ведать какой она была, как звучал ее смех, как обнимали теплые руки... Без этих воспоминаний чего бы стоила моя жизнь? Кем бы я была тогда? Что может быть горше – не знать своего начала?..

Мать моя не была идеальной. Порой она злилась без повода, могла наподдать мне так, что потом не сядешь, могла выбранить самыми скверными словами. Но я быстро научилась не оставаться в долгу, так что мы друг друга стоили. К тому же она всегда остывала быстро. Мы обе не умели подолгу сердиться. И хоть часто цапались меж собой, никто чужой обидеть меня не смел. Никогда.