Ойроэн

– Не знаю я, куда он подевался. И никто не знает. Одни говорят, мол, его зарезали в каком-то кабаке, другие уверяют, что он свалился в реку по пьяни... Но чаще всего до меня доходили слухи, будто твой отец своими ногами ушел в другой мир. Думаю, это правда, потому что его нет ни среди живых, ни среди мертвых.

Рассказ матери потряс меня так, что я едва могла дышать.

– Он знал обо мне? – спросила с трудом, глядя в пустоту перед собой и пытаясь впитать его имя, которое теперь было у меня навсегда.

Мать долго молчала, перебирала мои пряди.

– Нет.

Наверное, прежде меня сильно ранил бы ее ответ, но теперь, когда я сама ушла с ребенком от любимого человека, намного проще было понять, что она чувствовала тогда.

– Ты сильно любила его?

Мама снова усмехнулась.

– Любила... Потому и не сказала ничего.

Она склонилась и поцеловала меня в висок.

– Мне пора. И тебе тоже. Не думай о нем плохо, он был хорошим человеком, просто...

– Просто ничего не знал, – закончила я, поднимаясь с материных колен и пристально глядя ей в лицо.

– Они часто не знают чего-то самого важного, – сказала та. – И часто не понимают, какую боль причиняют нам. Но не все такие, как твой отец и как отец твоего сына. Помни это.

Я кивнула.

Очень хотелось ей верить.

5

Мне так много нужно было сказать маме и так много спросить, но я проснулась прежде, чем успела открыть рот.

По-прежнему дул теплый южный ветер, щебетали птицы в деревьях, журчал ручей, но теперь я снова была одна.

Ох, мама...

Я медленно провела рукой по голове и даже не удивилась, когда поняла, что давних колтунов там больше нет. Волосы стали мягкими и легкими. Как в детстве, целую жизнь назад.

«Спасибо...»

На душе стало тепло и немного грустно, но плакать больше не хотелось. Скорее уж наоборот – у меня словно чугунная плита с плеч упала.

Значит, отец был музыкантом? Ну надо же... Кто бы мог подумать. Даже в соплячестве я такого не воображала – всегда была уверена, что мать зачала меня от какого-нибудь разбойника вроде старины Турри. А оно вон как. Что ж, мне от этого скрипача даже с гулькин нос талантов не перепало, никогда я не ощущала в себе тяги к музыке. Даже грустила из-за этого в детстве, ведь частенько приходилось видеть маленьких балаганных артистов, которые в мои годы уже умели ого сколько всего, в том числе и пиликать на разных флейтах и таресах.

Теперь-то, будучи взрослой, ясное дело, я никаких подобных душевных терзаний не испытывала. Подумаешь, музыканты! Но, конечно, доведись мне родиться с таким даром, уж точно не терзалась бы глупыми вопросами, кто я такая и чего ради живу. Все было бы просто... а не вот так, как сейчас.

Ну, уж какая есть, такая есть.

Не всем дано унаследовать от родителей их лучшие черты. Некоторым достаются только дурацкие непослушные кудри да ветер в сердце, вечно гонящий прочь с насиженных мест.

Теперь хотя бы понятно, откуда во мне это все.

Я не спеша поднялась, вынула из ножен кинжал и отпорола тонкую полоску от края своей старой зеленой рубахи.

«О добрые духи этой земли, не попрошу я у вас ни богатства, ни славы, ни красивого сильного мужа. Я попрошу у вас силы для меня самой. Чтобы идти вперед, когда хочется идти, чтобы петь, когда хочется плакать, чтобы радоваться каждому дню, не дожидаясь мужей и богатств».

Я привязала ленточку к прочной изогнутой ветке и поцеловала ее кончик.

Чуть поодаль от этого дерева в земле виднелась странная щель. Мне доводилось слыхать про нее, и не раз. Чрево Матери, вот как называли этот странный разлом. Я подошла к нему поближе, опустилась на колени и осторожно сунула голову в земляное устье. Там внутри было темно и едва ощутимо пахло сыростью. Знакомое с детства кошачье любопытство не позволило просто встать и уйти. Вместо этого я осторожно пролезла внутрь.

Корни деревьев, старые листья, комья земли. Я плохо видела в густом сумраке маленькой пещеры, которая оказалась очень тесной – крупный человек вроде Фарра здесь мог бы и застрять. А может, и нет... В любом случае, даже мне не удалось распрямиться в полный рост. Так что я встала на четвереньки и осторожно развернулась, чтобы вылезти обратно. Все равно ничего интересного в этой норе не нашла.

Медленно ощупывая земляной пол и стены, я уже почти добралась до выхода, когда под руку мне попался небольшой камень с неровными гранями. Сама не знаю, зачем, но я сгребла его и только после этого вытащила себя наверх, к солнечному свету. После Чрева этот свет казался непривычно ярким и слепящим. Я потерла глаза, а потом разжала кулак. Камень, лежащий на моей ладони был размером меньше мизинца и формой напоминал летящую птицу.

«Красиво, – подумала я. – Кабы умела резать горную породу так же легко, как дерево, выпустила бы эту птицу на волю».

И сунула камешек за пазуху. Пусть будет.

Когда вернулась к каменной хижине, Кайза уже сидел возле нее на скамье и поджидал меня, задумчиво пуская в небо тонкие струи дыма. Изогнутая темная трубка казалась естественным продолжением его руки.

– Ну как прогулялась?

Как? Я пожала плечами, не зная, что ответить на этот вопрос.

– Маму видела...

Кайза приподнял бровь.

– Хорошо видела?