Ойроэн

Зиму мы провели в Феррестре. Это не лучшее время, чтобы ехать в степь с таким довеском в колыбели. И я честно пыталась жить, как предложил бородатый Марк – сидеть на заду ровно и не дергаться. Но мне слишком давно не приходилось бывать в этой стране... я ощущала себя здесь чужой. Слишком привыкла к степи и ее простым нравам. Там никто бы не стал смеяться над увечными ногами Вереска и бормотать у меня за спиной про байстрюков без отца. А здесь... здесь все оказалось гораздо сложней, чем я думала.

Покинув Эймурдин, мы поехали в сторону юга. Там и впрямь всегда можно сыскать местечко, где жизнь обходится не слишком дорого, а еда валяется под ногами. Ну... почти. Но с таким маленьким ребенком, которому все время нужно внимание, много ли я могла сделать чего-то стоящего? Мой сын родился до срока, и хоть он оказался сильным и живучим, ему требовалось почти все мое время. Пока он не подрос хоть немного, не окреп достаточно, чтобы я перестала вздрагивать, уже и зима миновала. Мы жили то вблизи одной деревни, то около другой, то забирались подальше от людей, чтоб никакая падаль не тыкала пальцем в железки на ногах Вереска. Другие мальчишки часто потешались над ним, а как-то раз и вовсе поймали по дороге к фургону и ради смеха толкнули увечного в канаву. В тот день я отправила его купить продуктов у местных хозяек... Больше так не делала. Он вернулся грязный с головы до ног, и мне еще два дня мерещилось, что свежее молоко тоже пахнет свиньями и выгребной ямой. В тот день мы сразу снялись с места и ехали, пока не наткнулись на небольшое озеро, сплошь заросшее рогозом по краю. Я нагрела воды в большом котелке и долго отмывала беловолосую голову. Тогда и нашла эту его золотую прядь... Сама не знаю, отчего прикосновение к ней прошибло меня ознобом. Словно увидела нечто совсем тайное, чужое, настолько сокровенное, что об этом и говорить не след.

Хотя что могло быть сокровенней, чем его истинное имя? Имя, которое, кроме меня и его проклятой сестры не знал никто во всем мире...

Сам он будто и не заметил ничего. Пытался шутить, улыбался мне виновато, говорил, что в другой раз надо бы заранее снять одежду, чтобы стирать не пришлось. Дурень блаженный. Я почти ненавидела его за эту слабость, за эту неспособность дать отпор даже поганым деревенским голодранцам. И сразу сказала, что другого раза не будет. Из тех денег, что завалялись в фургоне у нас остались только эти десять золотых, и я знала – они будут вложены в наше будущее. В будущее, которое избавит меня от нужды бояться. И от желания спрятать этого убогого к себе под юбку. Если уж жить на одном месте, пусть это будет степь. Но в степи мало иметь фургон и пару лошадей. Там другие правила игры... Мать знала их очень хорошо, да и я неплохо выучила. Если в Диких Землях у тебя есть свой Путь, само небо склоняется тебе навстречу и травы расступаются перед тобой, открывая дорогу. Всю свою прежнюю жизнь после смерти матери я ощущала себя куском сорной травы, что была вырвана с корнем и не знает пристанища. Я была никем и ничем. Не умела и не знала ничего, кроме как брать то, что плохо лежит. Но если моя мать могла покорить степь, доказать свою силу и право быть ее частью, значит и я должна суметь. Дикие Земли любят тех, кто ничего не боится. И если ты продаешь самый ценный и самый дорогой товар, никому нет дела, что у тебя на груди висит младенец, а за спиной сидит мальчик-калека. Особенно, если ты половину этого товара ты подносишь в дар таргалу дергитов, который помнит все старые долги...

Я ждала встречи со степью, как голодная волчица ждет прихода ночи, чтобы утолить голод и добыть еды своим щенкам – с тревогой и нетерпением.

Теперь эта встреча была уже совсем близко.

7

С Вереском я своими планами особо не делилась. Зря, наверное... Но мне казалось, что так будет лучше. Проще. Не хотелось лишних вопросов и упреков, сомнений и уговоров. Я, по правде-то говоря, сама понимала, что лезу в безумную затею, которая может плохо кончиться, но других идей у меня все равно не было. А возвращаться обратно, поджав хвост... Ну уж нет! Только не это. Я твердо знала – рядом с Айной мне делать нечего. Как бы сильно я ее ни любила... А кроме нее кому еще я была нужна там? Жить в раззолоченных хоромах оказалось невыносимо. Кем я была среди этих нарядных дам и титулованных особ? Да как и в степи – никем. Только ко всему прочему еще и лишилась права на то немногое, чем всегда владела... мою свободу. Трудно быть свободным в этих каменных стенах, где люди почти никогда не показывают свое истинное обличие, мысли и чувства, не позволяют себе бранных слов и резких жестов. Не мое это. Покуда рядом был Лиан, я забывала про все печали, но когда он сменял меня на эту маленькую гадину, рожденную из той же утробы, что и Вереск, не осталось ничего, что бы держало меня в Закатном Крае, в столице, во дворце...