Окаянная сила

Алена видывала и слыхивала, как в церквах выкликают бабы-кликуши, знала, что и трое здоровых мужиков с трудом выводят на паперть этакую вопленницу. И как согрешившая молодка, не выдержав строгих речей батюшки, вдруг при всем честном народе каяться начинает, она тоже знала – не напрасно водила ее столько месяцев Рязанка по храмам да по обителям, уму-разуму учила.

На одной из колонн была икона не икона, парсуна не парсуна – во весь рост женщина с младенцем, которая, на Аленин взгляд, не имела ничего общего с Богородицей. Мало того, что ни оклада достойного, ни риз с самоцветами, как полагалось бы в такой богатой каменной церкви, – так еще и стояла она босая и распояской, в трепещущих белых сорочках, и хуже того – простоволосая. Однако на нее крестились – как бы не замечая всей срамоты.

Перед этой, на здешний бесстыжий лад писанной, Богородицей женщина стремительно опустилась на колени – не забыв, впрочем, вскинуть дорогую бархатную юбку с атласными нашивками. И сквозь слезы забормотала, залопотала непонятное.

Сейчас она была вся раскрыта перед Аленой…

Алена проскользнула к ней, пользуясь малым своим ростом, как змейка Скоропейка. Эта женщина слишком долго держала в себе свое горе, и раз уж оно рванулось на волю вольную, так должно было сейчас излиться в рыданиях всё, без остаточка.

Черствы были здешние людишки – не дали женщине покричать, постонать перед образом, полежать на холодном полу, как душа требует. Муж подхватил под один локоток, кто-то – из родни, видать, – под другой, вывели на свежий воздух, вытерли ей глаза, сквозь зубы проскрежетали на ухо что-то сердитое.

Тут и встала перед ней Алена.

Она уверенно дернула женщину за край накидки. Когда та испуганно на нее уставилась, Алена постучала себя по губам пальцем и сделала рукой знак, понятный в любом месте, – мол, устами не владею. После чего тем же пальцем уставилась женщине в грудь.

Муж, решив, что имеет дело с попрошайкой, как-то быстро раздобыл монетку и стал ее совать Алене в сжатую кулачком руку. Но помотала на это Алена головой, пристально посмотрела на мужа (под глазами желто-сине, бритое лицо неприятной округлости и белизны, в зрачках – пятнышки…) и коротко провела пальцем по его груди вниз, почти до живота, повернула к печени и, горестно вздохнув, скривила лицо в жалостную рожицу, покивала – мол, страждешь, раб Божий, разумею…

Он отступил. Взялся рукой за то место, которое обозначил палец Алены. И, приоткрыв рот, повернулся к жене.

Алена, зная, что болящее место определила верно, уже не обращала на него внимания. Начало вышло удачное и ощутила она, как наука Рязанки наконец-то приоткрыла нужную дверцу перед силой Кореленки, и обрадовалась, и отпустила на волю наитие свое ведовское…

Она еще раз ткнула женщину пальцем, потом – себя в грудь, и стала без слов рассказывать, что произошло.

Показала на мужа, опять на женщину, двумя руками сделала себе воздушный живот – и сразу же стала убаюкивать воображаемого младенца.

Женщина, как бы вместе с Аленой лишившись дара речи, отчаянно закивала.

Алена провела рукой черту по ее плечу – теперешний рост ребенка. Обозначила на себе налившуюся грудь и раннюю пышность боков.

Вокруг собрались люди – этого-то Алене и нужно было.

Она завела глаза к небу, руками же обвела перед собой края воображаемой мисы, да и не мисы, а целой лохани, поболее купели церковной. Так стремительно протянула перед собой руку, что женщина отшатнулась.

Алена сжала в кулаке черенок воображаемой ложки и с шипеньем оскалилась, сделав при этом спину горбом и глядя сверху вниз в вылепленную из воздуха мису. После чего весьма выразительно показала, как ел бы густую кашу некий оголодавший и напрочь позабывший приличия мужик – с чавканьем и вытиранием подбородка рукавом.

Она сделала это мгновенно и страшно – так страшно, как только смогла. Она сама на мгновеньице стала зверем, которого истерзал многодневный голод.

Но и чересчур пугать этих людей тоже не следовало.

Алена определила их беду, хотела оказать им помощь и получить за это деньги. Она предлагала свой товар – и, раз уж на болотном острове ее прозвали Купчихой, то она и сделалась сейчас купчихой. Она показала краешек того, что могло их привлечь, но привлечь по-хитрому, чтобы никто в толпе не догадался.

Так и вышло.

Женщина опомнилась раньше мужчины и схватила Алену за ту руку, что с воображаемой ложкой. Она властно произнесла длинное слово – а может, и несколько слов, Алена еще не выучилась делить этот язык на слова. И замерла, глядя в лицо Алене с надеждой.

Алена показала двумя пальцами себе на уши – мол, и эта способность отсутствует. После чего пальцами правой руки сделала несколько шагов по левой ладони и показала на женщину. Тут и Богом обиженный понял бы, что Алена готова пойти за женщиной следом в ее дом.