Окаянная сила

– Так ведь немец, небось… – притворно расстроилась Аленка. – Да и нашла я себе суженого.

– Не твой то суженый, – Рязанка вдруг помрачнела.

– Ан мой!

Ведунья спорить не стала, только вздохнула.

– Видела я иного мужа, почтенных лет, дородного, тоже бритого, в черном бархате. У того мужа бровь надвое рассечена, как бы три брови на лице получилось. Вот он и будет твой главный помощник, ему доверяйся. И, сколько бы ждать ни велел, жди! И, куда бы ни позвал, иди за ним! Только через него бел-горюч камень Алатырь к тебе придет.

– Троебровый, говоришь… – Алена задумалась. – Ну что же, деньги на дорогу у меня есть, тебе на прожитье оставлю, не пропадем. Куда идти-то, через какие ворота?

– Всё я разведала, – сказала Степанида. – Как стемнеет, к верным людям тебя поведу. Они молятся на старый лад, крестятся двоеперстным сложеньем. А тем, которым здесь жить стало невмоготу, бежать помогают. Для того и остались, чтобы помогать. Как они о вере заговорят – ты нишкни, только головой кивай.

Рязанка прищурила одинокое око и добавила язвительно:

– У тебя это ладно получается.

Алена покосилась на нее и надулась. Ох, не раз была ловлена она на том, что слушает Степанидины поученья, напустив на личико понимание, а как спросить ее, о чем шла речь, – так молчит, поскольку изначала двух-трех слов не поняла, а далее перебивать наставницу неловко было.

И не за то ругала ее Степанида, что притворствует, а за то, что нет в ней подлинного любопытства к ведовским делам.

– Опозоришься ты однажды да и меня опозоришь! – повторяла она.

Но на сей раз ведунья не стала ворошить старое.

– Всё, что они скажут, выслушай, согласись, покорись. Да и я тебе что надо намекну. Потом ночевать там останешься, с их бабами да девками подружишься. Поживешь, привыкнешь. Тебе с ними из Москвы уходить, идти лесами, неторопливо, потаенно. Они тебя до своих сел доведут – есть места, где они не скитами, а целыми селами живут, и дотуда нашему государю не дотянуться, потому как земли то свейские, те самые. А там уж ты от них навостришь лыжи. Сама пробираться будешь…

– А там тоже по-русски говорят? – вспомнив лопотанье девок в Немецкой слободе, спросила Алена.

Степанида задумалась.

– Кабы не по-чухонски… – пробормотала она. – Или по-свейски? Но коли нужно будет – уразумеешь! Господь уменья пошлет. Да и я над тобой пошепчу. Ничего – справишься! Будет у тебя с собой камня Алатыря малый осколочек. Тот, что у Кореленки в укладке отыскался. Хоть и порченый, однако в пути поможет. Я порчу-то с него три рассветные зари снимала… Говорила с ним – вроде слышал он меня. Мы его в лоскуток увяжем и на шею тебе повесим, заместо ладанки. Как Алатырь близко будет – ты поймешь. И чует мое сердце, что за деньги тот камень ты не выручишь, иным путем добывать придется.

– Красть? – изумилась Алена.

– А и украдешь – так потом грех замолишь… Во сне-то вещем у тебя всё сбылось. И не жалей времени! Хоть год, хоть два пространствуй – а камень добудь. Без него проклятья не отделаем. Ох, сильное же попалось… Как это на тебе всё сошлось – и проклятье, и наследство Кореленкино? Одно на одно – как коса на камень, гляди – искры бы не полетели…

Степанида вздохнула.

– Уходить бы тебе отселе поскорее, – прямо сказала она. – Думаешь, не знаю я, какие ты чары над иголкой сотворила? Алена! Коли Кореленка при себе ту иголку держать не захотела, а Даниле Быку на сохраненье отдала, то, видно, знала она, что делала? Как ты полагаешь? Стало быть, уйдешь ты от праведников там, где про реку прослышишь, Двиной зовется.

– Так это я, выходит, к Архангельску с ними пойду? – Алена даже растерялась, Архангельск был до того далеко – казалось, царствие небесное, и то ближе. – Какие ж там свейские земли? Нашего ж государя!

– Да нет, в другую сторону. Две реки с таким именем текут, и одна в Белое море впадает, а другая – в то, что ранее Алатырским прозывалось – разумеешь? И по той реке плоты и струги идут. А в устье город стоит, я тебе о нем уж толковала. И в том городе ты про камень-Алатырь прознаешь.

– Собираться буду, – подумав, сказала Алена. – Путь-то, видать, неблизкий. Как ты полагаешь – не добежать ли до Успенья Богородицы, не заказать ли молебен?

– А что – Божье благословеньице лишним не бывает! – одобрила Рязанка.

* * *

– Дунюшка… – ласково позвала Алена.

Река еле слышно отозвалась.

Широкая была река, всей широтой отражала серое осеннее небо, и гладкая, что зеркало. Лишь кое-где лежали пятна ряби.

Двина-то Двина, в верховьях-то, может, и Двина, а тут услышала Алена, как ее здешние жители кличут.

– Дю-уне, – певуче произносят. Алена и обрадовалась – всё на Дуню смахивает. Всякая вода откликалась ей и Рязанке на имечко «Ульяна», а эта вот Дуней зовется. Дивно…

И город дивный.