Окаянная сила

Всё вверх дном, а посреди разгрома сидит на полу Степанида, тряпочки какие-то перебирает. Головы не поднимает, укладку в Алениных руках не видит.

– Господи, Степанидушка! – кинулась к ней Алена. – Да что ж это такое?!

– Что, что… Воры побывали. Думали, у ворожейки в каждом углу горшок золота прикопан…

– Разве ж ты оберег не ставила, уходя?

– Ставила, да слаб оказался. Дура я, нужно было тебя попросить. Твой-то сильнее бы вышел… Больно на себя понадеялась… И сдается мне, что воры были не простые, а подученные. Кто-то на нас с тобой зуб точит, кому-то мы дорожку перешли… Видать, сестрицы-бесицы иззавидовались…

Алена уселась возле Степаниды, поднырнув под ее тяжелую руку, и обняла крепкий стан.

– Как же быть-то, Степанидушка?

– Клад я взяла, добрый клад, – сообщила ворожея. – На самом краю того сухостоя – помнишь, место спорчено, болью скорчено? Всё больше копейки и полушки, но и серебряные рубли попались, еще при царе Михаиле чеканенные. Монет поболее четырех тысяч, так мне показалось, начала перебирать, да бросила – стемнело. Весь клад забрала, не оставлять же. Приволокла. Да как я горшок в избу внесла, так сразу же и вынесла! Нельзя его тут держать, кому надо – учует!

– На огороде, может, закопать? – предложила Алена.

– Я ж тебе толкую – учуют! На сохранение нужно отдать в надежное место.

– Где ж он сейчас?

– К Феклице Арапке ночью снесла. У нее там два внука – косая сажень в плечах. Отобьются, бог даст, от воров. И невестки целыми днями дома, по хозяйству. Одна Феклица по церквам шастает, грехи замаливает…

Алена призадумалась.

– У меня место есть, Степанидушка. И надежное. Давай возьмем из горшка, сколько нам будет потребно, и снесу я его туда. Там – не пропадет, а еще, глядишь, и с прибылью вернется!

– Можно… Ну, я-то с добычей, а ты?

Алена протянула Рязанке Кореленкину укладку.

– Вот – и я с добычей! Знать бы только, что из всего этого добра – добыча!

Степанида протянула руку к укладке, но вдруг застыла, не прикасаясь.

– Ты что это такое принесла? – испуганно спросила она.

– Ох, Степанидушка, да кабы я знала! И что со мной по дороге стряслось, Степанидушка! Расскажу – не поверишь! Вот ты не учила меня хульного беса изгонять – а мне ведь не то что хульный бес, вообще незнамо какой попался, и до того упорный – страсть!

– Поставь на стол, – не желая слушать про Савелия с его прощением, велела ворожея. – Сама открой. Вынь! Положи… Да не это…

Пренебрегла она всем, что поочередно доставала Алена из укладки, и когда остались там два камушка в серой шкурке, сделала движение, как бы запрещающее к ним прикасаться.

– Погоди! – воскликнула. – Помолюсь сперва и оберег на себя накину. Знала бы, что ты с этим придешь, – пост бы держала.

– Да что же это там, Степанида, матушка? – чуть не плача, взмолилась изумленная Алена, но ворожея уже стояла на коленях перед образами, шепча молитву и осеняя себя крестом.

Поднявшись, она сунула руку за образа, где лежали нетронутые свечи, достала одну и отколупнула кусочек воска. Взяла его тремя перстами правой руки, поднесла к губам, торопливо наговорила оберег, вытянула из-под рубахи гайтанчик и прилепила воск к нательному кресту.

Алена следила за этими действиями не то чтобы с испугом, а, как ни странно, с завистью. Снова Степанида чуяла нечто, чего ей уловить, при всей ее силе, было не дано.

Затем Степанида, не пряча креста, осторожно развернула лоскут и взяла меньший из камней.

– Ох ты… – прошептала она. – Ну, разумна же была Кореленка, царствие ей небесное… Гляди, Алена. Вот без чего тебе вовеки проклятия не снять.

– Степанидушка! – Алена в восторге бросилась ворожее на шею. – Когда же отделывать будем?

– Да погоди ты…

– Чего ж годить-то? Степанидушка, матушка, не томи!

– Погоди, говорят!

Совсем осмелев, Степанида накрыла камни ладонями и постояла, как бы прислушиваясь.

– Темное дело, – сказала она со вздохом. – Слушай меня. Камушки эти – сильненькие, да порченые. На них ворожили да много всякой дряни под них положили. Более сказать тебе не могу. Однако Устинья-покойница ими тебе знак дала. Слушай… толковать буду…

Она прикрыла единое свое око.

– На море-окияне, на острове Буяне лежал бел-горюч камень, бел, как грудь жены, имя камню – Алатырь, Алатырь, никем не ведомый… Под тем камнем сокрыта сила могучая, и силе той нет конца… И кто встанет на камень, и кто слово произнесет, тот выпустит ту силу могучую, и встанет она над камнем огненным столбом…

Степанида замолчала.

– Это же заговор! – догадалась Алена. – Зачин заговора, а потом замок – пусть будет слово мое крепко, как бел-горюч камень Алатырь!

– Так вот это он и есть, – сказала ворожея. – Его малые осколочки…

– А-ла-тырь? – Алена уставилась на свое приобретение круглыми глазами.

– Осколочки, – поправила Степанида. – Слушай, я тебе то расскажу, чего никто не помнит, а мне это старая ведунья поведала, а ей – ее бабка, и так оно с давних времен идет. Есть на Алатырском море остров, и имена у него разные, потому что разные народы там живут и все его на свой лад кличут.

– Чего же разные? Остров Буян! – перебила Алена.