– Что это со мной? – видя Гришино лицо как бы сквозь золотые круги, спросила Алена.
– Обмерла ты и пошатнулась, – удерживая плечи, объяснил Гриша.
– А он?
– Вот он… жив ли?…
На полу лицом вверх лежал Савелий. Руки его были раскинуты крестообразно.
– Нагнись, послушай, – Алена знала, что если сейчас двинется то рухнет.
Гриша чуть подтолкнул ее, повернул и прислонил к стене. Сам опустился на корточки, потрогал неподвижное лицо Савелия и в недоумении обернулся к Алене.
– Кажись, жив… Спит как будто…
– Спит… – повторила Алена. – Выведи меня отсюда, Гришенька. Дух тут тяжелый, ладаном надо покурить.
– Дух тяжелый? – Гриша принюхался. – Да что ты, Христос с тобой, откуда?
– Не знаю. А только дышать не могу.
Гриша, обняв Алену со всей скромностью, вывел ее на крыльцо и сразу же отпустил. Она села на ступеньки, стянула с головы черный плат и запустила руки в волосы.
– Покройся, Алена, – попросил Гриша. – Люди увидят, нехорошо.
– Не могу боле… – отвечала она. – В голове как будто кто молотом бьет, как будто сила из меня вся вышла… Погоди… отдышусь… тогда плат надену…
– Как это вышло у тебя, Аленушка? – спросил Гриша, садясь рядом.
– А так и вышло, что добрый ты больно, не смог злого духа побороть.
– А ты?
– А я – злой сделалась. И я его одной злостью не смогла побороть. Он меня, проклятый, чуть было моей собственной злобой не одолел… А помог мне – Спас Златые Власы…
– Нет у нас такого образа, – озадаченно произнес Гриша.
– В Кремле есть, в Успенском соборе…
– Эй, кто-нибудь… православные… – донеслось из храма.
– Поди к нему, – попросила Алена. – Оклемался, сейчас с ним хлопот будет… Послать бы за женой надо…
– Не возводи на себя напраслину, Аленушка, – попросил Гриша, вставая. – Нет в тебе злобы, а что есть – понять не могу…
– Ангельская твоя душенька, – Алена покачала головой. – Сила ж это, а ты всё не верил, сила… Поди, поди к нему. А я тут посижу…
Тяжко ей было и тут лишь поняла она, почему Степанида Рязанка советовала всякий раз перед таким деянием соблюдать строгий пост. Слишком тяжелым было Аленино тело, хоть и махонькое, и худенькое. Потому и маялась теперь она но и отказаться от деяния она тоже не могла, слишком долго продержала свою силу в бездействии, тратя лишь на мелочи да на обучение.
В церкви Гриша негромко беседовал с Савелием – утешал, наставлял. Алена прислушалась – Савелий был безмерно перепуган, мало что помнил и не понимал, почему как попытается встать на ноги, так ноги и подкашиваются, словно тряпичные.
Алена встала и побрела. Ей не хотелось сейчас говорить с Гришей. Он принялся бы хвалить, а ей не похвала была сейчас нужна – одиночество и тишина. Побрела, стало быть, Алена, побрела… и добрела до самой до околицы, и сидела там на пеньке, пока пастух не погнал мимо нее стадо. Она спросила у пастуха, кто из баб принял бы на ночлег богомолку, вместе с ним дошла до нужных ворот, а спозаранку, по совету хозяев, отправилась на поклон к боярскому приказчику.
С ним она быстро уговорилась, что довезут ее с обозом боярского продовольствия до Порхова и пособят найти попутный до Москвы обоз. Были бы деньги! А денег Алена взяла с собой достаточно – знай подпарывай шов рубахи да край телогреи!
С Гришей прощаться Алена не стала. И без того знала – будет юный батюшка молиться за ее грешную душу, да и она помянет его в молитве. Уж за Гришу-то Алена была совершенно спокойна, а судьба онемевшего попа ее мало волновала – пусть попадья ищет, кто отделает порчу, замешанную на силе самой Кореленки!
Весело было Алене покидать Яски – дивное дело она сотворила, дело, которым не грех было похвалиться перед Рязанкой. В глубине души, впрочем, чуяла Алена, что мала ее заслуга – лишь желание сладить с Савелием, и не более того, лишь желание, пробудившее силу. Однако ж управилась она с той силой! И, видать, понапрасну звала ее окаянной – силушка-то любезная божескому делу послужила!
Что странно – лишь подъезжая к Твери, вспомнила Алена, что так и не расспросила никого о похоронах Кореленки. А ведь и бабы наверняка знали, и Гриша… Кто ж дверь-то палкой снаружи припер? Пожала Алена плечиками – не возвращаться же теперь с вопросцем обратно в Яски? Да и Петровки близятся – когда уговорились с Рязанкой встретиться.
Две недели спустя стояла Алена перед Степанидой Рязанкой, протягивая обеими руками укладку.
Вошла она в избенку молча, поскольку в дороге всё яснее понимала, что отправилась в Яски понапрасну. Перебирая в памяти все заговоры, которых она заучила уж немало, не находила Алена ничего похожего на моток тесьмы, непарную сережку и покрытые корой камушки. Гвозди – да, гвозди ворожее иметь полагалось, и в тех четырех Алена сразу распознала сильное средство – гробовые гвозди, найденные на старом кладбище, которыми можно уничтожить врага, если с нужным словом забить в его порог, или призвать к себе непокорного обидчика, или препоганую порчу напустить.
Потому гвозди она перед тем, как войти, вынула и у крыльца припрятала. Хотелось ей, чтобы они понапрасну Степаниду не смутили. Да и нечего им в избе делать, добра от них не жди.
А в избенке-то что делалось!..