Окаянная сила

Пока она говорила эти слова, хозяйская чета и служанка притихли. Прежде всего, они не ожидали, что Алена вообще заговорит. Во-вторых, язык оказался вовсе незнакомый. В-третьих, ростом Алена была им всем троим пониже плеча, а голос-то прорезался тяжелый и густой. Кореленкин, не иначе…

Видя, что изумление отняло у них руки-ноги, Алена сама поднапряглась и вытащила засов из пробоя. Затем, зная, что нерешительность в таких случаях опасна, дернула дверь на себя.

И увидела горенку с единственным окошечком, такую, в какой только нашкодивших сенных девок держать. Посреди горенки стоял стол, за столом же сидело существо, одновременно страшное и жалкое. Жалок был взгляд — глазищи широко распахнуты, ну, голодное дитятко невинное, и слезкой они подернулись, и моргнуть боятся!

Кабы только взгляд — и Алена прослезилась бы, прижав дитятко к груди.

Сидела за тем столом здоровая девка лет пятнадцати, кабы не более, и по широкой ее щекастой роже можно было без слов прочитать, что она ела и сегодня, и вчера, и третьего дня.

Мерзкий дух шел от ее приоткрытого рта и, возможно, от объедков, немалым слоем лежавших на полу под столом и вокруг него.

Девка приподняла зад над стулом, опираясь о столешницу руками. И задала некий вопрос, втянув предварительно в рот выползшие изо рта слюни. И голос, и этот звук, и грязные руки — всё было омерзительно.

Алена знала, что это за напасть, имела силу, чтобы с ней управиться, но оказалось, что двух вещей она сгоряча не предусмотрела. И первая была — невозможность собрать всю ту дрянь, что валялась на столе и на полу, не во что сейчас было ее увязать, а вторая — Алена понятия не имела, как узнать имя несчастной девки.

О том, что сейчас произойдет, она знала заранее.

Девке не столь поставили, сколь швырнули на стол корзинку. Она содрала холстину и, не выкладывая еду на стол, принялась жрать, набивая в рот столько, что прожевать была уж не в силах, чавкая по-свински. Наконец что-то увязло за щекой — она выковыряла кусок пальцем и сунула обратно.

Алена молча смотрела на это безобразие и перед ее внутренним взором обозначилась вся его печальная история. Тут сработало проклятие сродни тому, под которым по сей день жила она сама. Но Алена, зная толк в тонком мастерстве, вышивальном ли, ведовском ли, поразилась тому, насколько грубо было наложено проклятие, поразилась его простоте и тошнотворности, как если бы это сделал не человек, владеющий подлинной и отточенной силой, а случайный прохожий, чье ненароком пущенное пожеланьице вдруг по чувству, звучанию голоса, расстановке слов оказалось близким к заклинанию и заработало помимо его истинных намерений.

«Бесовскую пасть» наложить на человека можно было и так — ненароком.

Алена пожалела, что не может расспросить родителей девки, давно ли приключилась эта напасть, кому и чем они досадили до такой степени, что та злыдня отыгралась на ребенке… Но не всё ли равно? Желание помочь, и помочь во всю силу, сколько ее от Кореленки получено, взыграло в Алене! Ведь и сама она пострадала невинно, в материнском чреве проклятая. Так хоть кому-то, кто осмелился на дитя порчу наводить, отплатит она со всей яростью!

Руки зачесались приступить к делу.

Алена прочитала для начала «Отче наш», на что обжора не обратила ни малейшего внимания. Ела она, не переставая, и непонятно было, куда проваливается вся эта уйма плохо пережеванного мяса. Наконец корзинка опустела — и тут Алена поняла, что без корзинки-то и не обойтись.

Она спокойно подошла к столу, ловко выхватила из девкиной руки толстую костыгу, которую та недоглодала, и швырнула в корзину. Девка потянулась грязнющей рукой, но схлопотала по пальцам. Удар вышел молниеносный, хлесткий и болезненный — когда девка отдернула руку, Алена испытала даже какое-то странное удовлетворение.

Отпихнув «бесовскую пасть», она принялась собирать со стола огрызки. Они были ей нужны все, до последней крошки, и потому она, повернувшись к свидетелям ее работы — девкиным родителям и служанке, застрявшим на пороге, — потребовала на чистом русском языке, полагая, что до них дойдет:

— Метлу принесите или веник какой, и ветошку тоже!

И показала пальцем на грязный пол.

Хозяева, понимая, что это — приказ, переглянулись и заговорили по-своему, и задали Алене какие-то вопросы, ответить на которые она всё равно не могла. Зато служанка, видя, что Алена занялась наведением порядка, сообразила, в чем дело. Она что-то сказала хозяевам, а потом показала Алене, как метет пол воображаемым помелом. Алена закивала — и помело прибыло с той скоростью, на какую только была способна взволнованная служанка.

Она и помочь было захотела, но Алена удержала ее. Отделывать эту скверную порчу следовало одному человеку, от начала и до конца. А каков будет конец — Алена уже предвидела.