Алена уловила что-то вроде холодной струйки воздуха, пронизавшей церковь. Струйка шла прямиком мимо нее к Арапке, и ее прикосновение было пока еще не опасным, а как бы предупредительным. Повернувшись туда, где был исток струйки, Алена увидела глаза…
Темные, может, и вовсе черные, под черными бровями, а волосы, упавшие на лоб, — русые, и золотая ниточка в них светится…
— Спас Златые Власы?!.
Хорошо, не в голос воскликнула это Алена, но мысль в голове не шепотом, а громом прогремела.
Однако не древний образ посылал Арапке приказ немедленно прекратить ее пакостное занятие, а вполне живой человек, росту среднего и сложения не дородного. У него, в довершение сходства, был тонкий и прямой нос, маленький красивый рот. Но если вглядеться — всё в нем было чуточку иным, брови — не дугами, а домиками, и волосы не тяжелые, гладко ложащиеся, а пушистые, и не столь глубоко запали темные глаза.
Видя, что Арапка не спешит убраться из храма Божия, тот человек бесшумно направился к ней, и дивно — люди расступились и сомкнулись, как бы не обратив на него внимания.
Алена, вспомнив, о чем просила Степанида Рязанка, тоже направилась к старой ворожее. Уж настолько-то Кореленкиной силы хватило бы, чтобы отстоять сейчас Арапку даже от нехилого ведуна! Так говорила себе Алена, а на самом деле ей хотелось оказаться возле старухи затем, чтобы хоть мгновенье побыть рядом с этим — темноглазым, на Спаса похожим…
Так и вышло, но, уже совсем затеявшись разобраться с Арапкой по-свойски, ведун обернулся вдруг к Алене.
Глаза встретились!
— Ты кто такова? — негромко, отрывисто и сердито спросил он.
Алена шагнула к нему и поняла вдруг, что сейчас совершит нечто, от чего церковь с треском рухнет! Она поняла, что если ее сейчас не схватят сзади, не поднимут и не вынесут, то она бросится на шею этому человеку и будет целовать его в лицо и в губы со всей яростью истосковавшейся бабы!
Ощущение было до того неожиданным, как будто нарочно какой затейливый бес и место, и времечко подгадал, а сейчас сидит где-нибудь, подглядывая, да и хихикает в кулачишко!
И сразу же вспомнилось имя того зловредного похотного бесенка — Енаха…
— Отвечай! — потребовал возмущенный незнакомец. Но не опасность была в его глазах, в его негромком голосе, а великое изумление.
Он, он — только и смогла осознать Алена. Он — и ради того, чтобы хоть раз обнял, ночами можно на коленях перед образами простаивать, как вот Дунюшка…
Она отступила назад.
Не было более вокруг нее стен храма, а была поляна лесная душистая, и на ту поляну с неба летели далекие голоса батюшки, совершавшего таинство венчания, и певчих, славящих таинство. А вот и жених — единственный, долгожданный, и как же так вышло, что Господь этот миг послал?
Алена залилась румянцем, застыдилась, опустила глаза — а стояла она посреди земляничника, по щиколотку в зеленом ковре, и зелень была одновременно алыми ягодками и белыми цветочками усыпана… И из рук ее на ковер собранные травы упали, а вокруг утро было — торжественное и радостное Божье утро, а за спиной ночь была бессонная, а в душе нежность была непобедимая…
— …венчается раба Божия Ульяна…
— Почему это вдруг Ульяна? — возмутилась Алена. — При чем тут Ульяна? Венчается раба Божия Алена…
— …рабу Божию Капитону, — продолжал густым великолепным голосом далекий батюшка на небесах.
— Рабу Божию Владимиру! — поправила Алена. Вот теперь всё было так, как надо… но почему вдруг — Владимиру? Откуда взялось в голове это имя?
И растаяла поляна, и под ногами оказался потертый и серый церковный пол, а венчали все-таки сынишку Верки Огурцовой с дочеришкой Варюшки Мартыновой! И не удалось Феклице Арапке жениховскую мужскую силушку завязать…
— Что ж ты молчишь? — уж малость поласковей спросил молодой ведун. — Ну-ка, выйдем отсюда, потолкуем…
Перепугалась Алена до полусмерти.
Она знала точно — если пойдет сейчас за этим человеком, то и пойдет, пойдет, пойдет, не оборачиваясь, и будет идти, под ноги не глядя, куда ведет, и в рукав ему вцепится хуже когтистой кошки, и не отпустит, а разлучнице глаза выцарапает! Уж она-то не станет подруженьку по ворожейкам гонять — сама выйдет супротив, во всей своей силе, и пойдут от той разлучницы клочки по закоулочкам!..
…Проклятие!..
Раз, два, три, четыре гроба уже есть. Неужто этому — в пятый лечь?
Силен он, что и говорить. Однако верно молвила тогда Степанида — Алена силу посылать горазда, а знание принимать — такого дара у нее маловато. И не понять ей, что это за человек, так что лучше — скрыться.
Тем более, что Степанида просила — в случае чего увести старенькую Арапку.
Алена подхватила неудачливую ворожейку под локоток.
— Пойдем отсюда, бабушка.
— Пойдем, пойдем, — нимало не удивившись новоявленной внучке, отвечала шепотком Феклица Арапка. — Пойдем, моя желанная…
Алена, как если бы старушке в храме дурно сделалось, не то чтобы вывела, а почти вынесла ее на паперть. И спиной чувствовала — тот, темноглазый, хоть и остался, а проводил взглядом и словно бы печать на затылке оставил.
— Кто это был, бабушка? — спросила она, желая услышать имя и убедиться в своей ошибке.