Окаянная сила

Владимира книжники, видать, знали. Иной, высунувшись из лавки, в которой неясно как и помещался, махал ему руками, зазывал по имени-отчеству. Иной, разложивший товар на лотке, вместе с лотком к нему устремился. И тут едва прилюдно не хлопнула себя Алена по лбу да вслух дурой не обозвала. Ведь были у мастера Ребуса удивительные книги с картинками, хоть и немецкие, однако ж разобрался бы ясный сокол! Пришла бы к нему, книжищей дорогой поклонилась бы… Мол, чего нам, ведуну с ведуньей, враждовать! И вспомнила тут же, что была у Даниэля книга, как нарочно для ведовского подарка предназначенная. Переплет ее на ремешок с пряжкой запирался, а пряжка-то — серебряная.

Немного народу толпилось у Спасских ворот, и то — мужчины. Женщины проходили мимо — по мосту в Кремль, на Красную площадь, или обратно. Алена, чтобы поближе подойти, в бабью толпу замешалась, проскочила в ворота, развернулась и с другой толпой сразу же оттуда вышла. Владимир не заметил, перебирал с приятелем фряжские листы, широкие — хоть на лавку их стели, и сплошь изрисованные. Чего искал — неведомо…

Алена собралась было и в третий раз пройти по мосту, но замерла, удивившись встрече.

Шли, заняв собой всю ширину моста, лопухинские мовницы, Фетинья, Дашка да Варюшка, бабы крепкие, плечистые, а за ними выступала сопровождаемая старенькой мамкой Захарьевной сама Кулачиха. Мовницы ей дорогу сквозь народ прокладывали, а она дородство свое несла не хуже купчихи. И дворовые девки за ней шли с узлами и с корзинами.

Алена знала — Кулачиха жила теперь хоть и богато, да одиноко. Сенька Кулак, как вышел его хозяин в знатнейшие бояре — царев тесть, не шутка! — только и знал, что по новым лопухинским владениям разъезжал.

И удивилась — как это ей раньше на ум не взошло расспросить о себе хорошенько Кулачиху? После того как проклятье не удалось с налету отделать, как раз и следовало пойти к ней, поклониться в ноженьки. Немало времени, чай, пробежало с той ночи, когда Алена с перепугу в Моисеевскую обитель из Немецкой слободы принеслась. Но до такой степени тогда страху набралась, что не сообразила — искать ее давно перестали, и, объявись она в лопухинском доме, бабы ее бы уж не выдали, да и весточку Дунюшке о себе послать было бы сподручно.

А что, коли все эти годы Кулачиха знала тайну ее рождения? Что, коли даст ниточку — а уж по ниточке Алена выйдет на того изверга, что проклял ее мать и ее саму в утробе материнской! И не придется, может, ждать Елены равноапостольной. Рязанка, конечно, свое дело знает, да больно ее та неудача напугала. Она хочет, чтобы комар носу не подточил. И день выбрать верный, и камень Алатырь употребить, и пост накануне держать… Но ежели отыскать того врага или ту врагиню? То-то призадумается Рязанка!.. Есть же способ, как заставить человека снять наложенное проклятье, есть, не может такого быть, чтоб не нашлось!

Алена пошла следом за Кулачихой, чтобы поближе к Солянке предстать перед ней. Обернулась на Владимира — ну что ж, ясный сокол, недолго мне тебя дожидаться осталось, всего-то одну зимушку… Не с Анисьей — со мной будешь! Сильные словечки на иголочку нашептаны!

Догнала Алена баб уже у самой Солянки и рядышком с ними в распахнувшиеся ворота прошла. Шепнула только — вас семеро, я восьмая… И псы лопухинские не залаяли. А сторожам и подавно не до девок и баб, которые к домашним бабам в гости ходят.

Кулачиха притомилась, пошла на огороде посидеть, среди смородины, велела себе туда кваску принести. Алена, обрадовавшись, что сможет поговорить с ней наедине, туда же проскользнула. И, достав из-за пазухи узелок с деньгами, набрала полтину. Пожалуй, за такие деньги возгордившаяся баба и станет разговаривать… Затем встала перед лавочкой, на которой, квашня квашней, сидела и вздыхала Кулачиха, утирая пот, текущий из-под дорогой рогатой кики на лоб.

Теплая выдалась осень…

— Алена? — изумилась Кулачиха. — Свят-свят, жива!

Приподнялась — да так и села обратно на лавку, будто ноги не держали.

— Жива, — согласилась Алена. — Милостью Божьей. Помня твою доброту ко мне, поклониться тебе пришла.

И сколько той доброты-то было!.. Об Алене больше боярыня Лопухина пеклась. Однако благодарственное слово, пусть и не заслуженное, великие дела творит. Этому ее Рязанка научила.

Хотя места на лавке по обе стороны Кулачихи было немного, Алена всё же пристроилась. И то — полдня на ногах.

— А тебя тут, девка, обыскались! — вспомнила былое Кулачиха. — И боярыня за тобой присылала, и Дунюшка от себя присылала, и еще какие-то неведомые люди, и в Моисеевскую обитель к старицам за тобой посылали, и нигде тебя не нашли! Что же ты такого натворила?

— А ничего не натворила, — Алена выложила на лавку зажатую в кулаке полтину, и денежки те оказались между ней и Кулачихой как бы ничьи. — Ну что может комнатная девка натворить? Спуталась с кем не надо. От стыда и скрылась.

— А с кем же? — В глазах у Кулачихи вспыхнуло неутолимое любопытство.