— Дуня, Дунюшка, всё я знаю, всё разумею, я тебя отсюда заберу, уедем, Дунюшка, Алешеньку с собой заберем…
— За что мне горе такое, Аленушка? Чем же я перед ним виновата? — причитала Дуня, уткнувшись мокрым лицом в Аленино плечико. — Мне Бог мужа дал — разве я его не любила? Я же сразу его полюбила, Аленушка, светик! Разве я его когда ослушалась? Разве я ему сыновей не рожала? Ты же всё видела, всё знаешь! Разве я Алешеньку не выходила?
— Выходила, — мрачно сказала Алена.
Бледненький долголицый мальчик стоял у стены безмолвно, и не то чтоб с испугом — с каким-то странным подозрением, склонив головку набок, смотрел на коленопреклоненную мать.
— Аленушка!.. Вот Господь мне свидетель — того мужа, с которым повенчали, так любила, как Богом велено! Не в чем мне упрекнуть себя, на исповеди утаивать нечего! Аленушка, помнишь, как в девичестве шептались? Как я на суженого гадала? Я же коли полюблю — так всем сердечком, ничего не пожалею! А коли он бы ко мне с лаской — Аленушка!.. О-ох!.. Я же за словечко ласковое на смерть пошла бы! И не будет более ни единого словечка!..
— Алешенька тебе все словечки скажет, — перебила Алена. — Ты меня, Дуня, послушай. Меня к тебе умные люди послали. Ты послушай, свет, что скажу.
— Да говори, говори…
— А с колен-то встань. Я ж тебе не образ чудотворный, чтобы передо мной — на коленках…
Отродясь Алена с Дуней так строго не говаривала. Потому, наверно, и послушалась опальная государыня — поднялась и села рядом с Аленой на лавку.
— Ну, что же, Аленушка?
— Плохи твои дела, Дунюшка. Как ты полагаешь, с чего бы тебя все дружно подговаривали постриг принять?
— Разлюбил меня Петруша, и всем то ведомо. Хотят, чтобы я освободила его… — Дуня вздохнула. — А на кого же я Алешеньку оставлю? Только тем и отговариваюсь. Вот приедет Петруша — в ноги брошусь, чтобы с дитятком не разлучали! Пусть бы уж ездил в ту слободу, к той Анне!
— Дуня! Опомнись! Не оставят тебя с сыном!
— Да что ты, Аленушка, господь с тобой!..
— Не оставят! — злобно повторила Алена. — Ты же не знаешь, какие письма он князь-кесарю писал! Если тебя добром до его приезда в обитель не отправят — он силком сошлет! Дуня, ты мужа потеряла — и сына тебя лишат!
— А тебе-то откуда ведомо? В Светлице, чай, наслушалась? — слабо отбивалась государыня.
— Говорю же — умные люди меня к тебе прислали! Слушай, Дунюшка, времени у нас немного. Я тебе дело скажу. Государь-то всем напакостить успел. Ты вспомни, как он с твоим братцем, как с твоим дядей обошелся! Многие ему не рады — вот они меня и прислали. Дунюшка, царей на Москве может, оказывается, и двое быть, а наследник престола-то — один! Вот он, твой Алешенька, — наследничек! Коли Петруша на немке женится, она ему детей наплодит, он немкиному выблядку захочет трон отдать! Что с Алешенькой-то станет?
— Молчи, молчи, как тебе такое-то и на ум взбрело? — напустилась на Алену Дуня. — Где же видано, чтобы отец родного сыночка изводил?
— А вот и видано! — Алена так глянула на подружку, что Дуня онемела. — Слушай, говорю! Алешеньку спасать надо. Того гляди, тебя принудят постриг принять до государева возвращения. Ты всё упираешься, да ведь они, чем государь к Москве ближе, тем к тебе яростнее подступать станут! Слыхала, чай, что были схвачены стрельцы, в заговоре замешанные?
— Так то Софьюшка воду мутит… — недоуменно отвечала Дуня.
— Какая Софьюшка! Кому она теперь нужна? Государь к Москве скачет! И без всякого береженья! Дуня, светик мой лазоревый, сейчас-то он Алешеньке, может, вреда и не причинит! А потом? Дуня, коли добра Алешеньке хочешь — доверься мне, я вас тайно из Кремля выведу, я вас так спрячу — с собаками не отыщут!
— Как же ты сможешь? У всех дверей стража, у всех ворот караулы…
— А я им глаза отведу! — Алена рассмеялась. — Дуня, я ведь не та уж стала, или не чуешь? Я сильной ведуньей стала, я такое могу!
— Ты — ведуньей?.. — Дунюшка даже рукой махнула — мол, ну тебя, и с глупостями твоими вместе.
— Хочешь — тучу сейчас над Теремом соберу, дождь пролью? По всей Москве сухо будет, а над Кремлем — тучища? Ну?
— Да господь с тобой! Какая ж ты ведунья? Аленушка, я ж тебя с младенчества знаю — какая ты ведунья? Не шути так — страшно…
— А я силушку у ведьмы помиравшей переняла. Не испытывай меня, Дуня, а лучше доверься. Я тебя с Алешенькой к тем людям переправлю, и всё останется шито-крыто.
— Да зачем же, Аленушка?