Окаянное время. Россия в XVII—XVIII веках

Как ни парадоксально это звучит, но именно благодаря тому, что некрасовские казаки покинули родину, ушли из России, им удалось сохранить национальные традиции и веру предков. В Турции, где проживали некрасовцы после того, как из-за преследования царских войск они были вынуждены покинуть кубанские земли, их не притесняли и позволяли свободно жить по своим обычаям. В среде некрасовцев долгое время существовала особая конституция — так называемые «заветы Игната», правила, которые атаман оставил для своих казаков. Кроме многих других, главным заветом была вражда к той государственности, которая сложилась в России. Староверы-некрасовцы не должны были примиряться с официальной никонианской церковью и возвращаться на родину, пока там существует царская власть.

Игнат Некрасов, конечно, не мог предположить, что после падения царизма духовная жизнь в России ухудшится еще больше. Но его казаки из поколения в поколение твердо следовали заветам атамана, иногда и с оружием в руках выступая против правительственных российских войск.

Война Булавина стала последним крупным организованным восстанием против центрального правительства вплоть до восстания Е. Пугачева, которое случится спустя более чем 60 лет. В последующие годы царствования Петра у разоренной страны уже не было сил оказывать своему императору вооруженное сопротивление. Единственным средством спасения оставалось только бегство — на далекие окраины государства, в Сибирь и даже заграницу. Это явление приняло совершенно невиданные прежде размеры — в бегах числились сотни тысяч человек.

Эпоха Петра Первого стала временем окончательного разделения народа и государственной власти. Раньше, в период сопротивления церковной реформе и начавшемуся уклонению правительства от национальных традиций, неизбежность непримиримого противостояния еще не всем была очевидной. Но теперь, когда в лице Петра совершенно ясно обнаружился новый облик государственности, с одной стороны, ультрасветской, секулярной, безбожной, и грозящей социальной несправедливостью, настоящим рабством — с другой, тогда последовал полный разрыв с ней народа.

Это был уже не только церковный или социальный конфликт, это был всеобъемлющий духовный раскол, в конце концов сделавшийся непреодолимым.

ГЛАВА 2

В момент смерти Петра его «парадиз» — новая столица страны Санкт-Петербург, напоминал собой вражескую крепость, окруженную подавленным, но не смирившимся и враждебным к завоевателям населением. По недостроенным проспектам города ездили новомодные европейские кареты и прогуливались прохожие в немецком платье и завитых париках, маршировали солдаты, одетые в мундиры, пошитые по иноземным образцам, звучала иностранная речь, или русская, но сильно замусоренная иноязычными неологизмами, А вокруг, сразу за караульными будками городской стражи, лежала разоренная страна, еще не знавшая о том, что «царя-антихриста» больше нет в живых.

Преемница умершего правителя, императрица Екатерина, вряд ли была рада доставшемуся ей трону. Власть для нее и подобных ей временщиков Петра была единственным средством сохранить жизнь, уцелеть в начавшихся придворных распрях между разными партиями.

О катастрофически тяжелом положении в стране было известно давно. Еще в 1723 году в Сенат приходили сообщения не откуда-нибудь, а из Московской и других центральных провинций, что крестьяне там совершенно изнурены государственными поборами и помещичьими повинностями, что не могут платить ни подушной подати, ни других налогов, что люди голодают и питаются желудями вперемешку с мякиной, и целыми деревнями вымирают от голода. Для сбора недоимок отправлялись карательные отряды, изымавшие вообще все, что оставалось, а тех жителей, кто не успел умереть, отправляли на галеры или другие принудительные работы.

Распродажа изъятых в таких экспедициях крестьянских «пожитков», понятно, не могла покрыть недостачи налоговых поступлений. Недоимки все увеличивались, а платить их было некому. Наиболее энергичные и предприимчивые люди бежали от притеснений, а остававшиеся на месте под страхом каторги должны были платить и за себя и за бежавших. Те из них, у кого еще оставались силы, — тоже бежали. Для борьбы с неплатежами в Сенат, вполне в духе оккупационного правительства, внесли предложение установить среди крестьян правило круговой поруки: за каждого бежавшего отвечают оставшиеся выборные, но существу — заложники, по законам военного времени. Поразмыслив, от этого отказались потому, что было очевидно, что недоимки проистекают по причине действительной невозможности их платить. Можно было расстрелять крестьян, но карательные меры уже не могли оказать никакого воздействия просто потому, что все платежные способности населения были исчерпаны.