Окаянные девяностые

— Ага… Гады, чо они с тобой сделали, живого места нет! — пришел в себя начальник охраны и бросился на помощь Рэмбо.

Тот отказался и, волоча за собой правую ногу, ввалился в холл. Его вид привел в шок клиентов, они шарахнулись в стороны. Он не замечал ни их, ни сотрудников и думал только об одном: «Только бы поверил Сова! Только бы поверил!»

Новость о появлении Рэмбо бежала впереди него. Не успел он подняться на этаж, где располагалась служба безопасности, как ему навстречу выскочили Сова и Стрельцов.

— Рэмбо?! Живой?! Живой! — искренне радовались они его возвращению.

— А вы чо, меня уже похоронили? А еще кореша называется, — ворчал он.

— Не говори глупости! Главное, ты живой! Живой! — наперебой повторяли Сова и Стрельцов, поддерживая его под руки, провели в кабинет.

Их первая реакция — искренняя радость добавила уверенности Рэмбо. Он проковылял к креслу, открыл бутылку с минеральной водой, жадными глотками выпил до дна, в изнеможении откинулся на спинку, прикрыл глаза и настороженным взглядом постреливал из-под ресниц на Сову и Стрельцова. Они шуршали бумагами, хлопали дверцей холодильника и накрывали на стол. У Рэмбо отлегло от сердца и, продолжая играть роль несчастной жертвы, он постанывал при каждом неловком движении.

— Потерпи, потерпи, примешь наркоз, и полегчает, — приговаривал Сова и, разлив водку по стаканам, посочувствовал: — Да, досталось тебе, но главное, что живой.

— Кости целы, а мясо нарастет, — присоединился к нему Стрельцов.

— За здоровье! — произнес тост Сова.

Рэмбо присоединился к нему, но, опасаясь потерять голову, не стал пить до дна и потянулся к закуске.

— Ты чо?! — удивился Сова.

— Не могу, внутри все отбили!

— Пройдет, Палыч подкатит лучших врачей, они быстро поставят на ноги, — пообещал Сова и поинтересовался: — Можешь говорить?

— Попробую, — с трудом ворочая языком, ответил Рэмбо.

— Тогда рассказывай, чо и как было, а то твоя баба с перепугу забыла, как ее звать.

Рэмбо, закусив, поморщился, заныли разбитые зубы, и начал рассказ. Красок он не жалел, описывая, как отбивался от Креста и Веретено, как терпел пытки, как обманул их, прикинувшись, что потерял сознание, а потом сбежал через канализацию. Финалом рассказа стал обморок, умело разыгранный им перед Совой и Стрельцовым. Они вызвали скорую помощь. Сопровождать Рэмбо в больницу вызвался Стрельцов. Проводив их, Сова поднялся в кабинет к Раздольнову. Тот разговаривал сразу по нескольким телефонам, кивнул на кресло и продолжил переговоры.

Сова занял место за столом заседаний и, поигрывая брелком, мысленно возвратился к разговору с Рэмбо. Здесь, в кабинете Раздольнова, когда эмоции остыли, история его чудесного спасения вызывала все больше вопросов. Ответы на них Сова не находил, более того, у него закрадывались серьезные сомнения в ее подлинности. Опытный, битый жизнью и побывавший во множестве переделок, он хорошо знал мертвую хватку Харламовых и их цепного пса — Креста, у того мог заговорить даже мертвый. Мысль о том, что Рэмбо сломался под пытками и стал стукачом Харламова, леденящим холодком обдала спину Совы. В памяти снова возникли и лицо Рэмбо с бегающими глазами и голос, в котором прорывались фальшивые нотки. Все это вместе взятое усиливало подозрения, Сова ерзал в кресле и с нетерпением ждал, когда же Раздольнов закончит переговоры.

Тот, сделав еще один звонок, отключил телефон и обратился к Сове.

— Ну давай, рассказывай, что он говорит?

— Ты имеешь в виду Рэмбо, Николай Павлович? — удивился Сова.

— А кого же еще?

— А откуда знаешь, что он тут?

Хмыкнув, Раздольнов заметил:

— Если бы не знал, то не сидел бы в этом кресле! Ну, так что там с Рэмбо? Как себя чувствует? Что говорит? Только коротко, мне через пять минут ехать!

— Если ему верить, то получается, что вроде как сбежал от Креста.

— Вроде? А, что есть сомнения?

— Да, шеф, и серьезные.

Раздольнов, поиграв желваками на скулах, потребовал:

— Какие, говори!

Сова, стараясь не упустить деталей, особенно тех, что вызывали подозрения, изложил разговор с Рэмбо. К концу рассказа лицо Раздольнова стало мрачнее тучи. За последние годы его предавали, и предавали не один раз деловые партнеры и бывшие друзья. Рэмбо не относился ни к тем, ни к другим, он был больше, чем друг, он был последним и единственным другом детства. Сколько Раздольнов себя помнил, рядом с ним всегда был Рэмбо. Росли они в одном дворе, ходили в одну школу, вместе гоняли в футбол, занимались боксом и борьбой. Старше и физически сильнее, Рэмбо не раз в уличных драках защищал его. Позже, когда приходилось отвоевывать место в бизнесе, он всегда был рядом и не давал заднего хода. Мысль, что друг детства, проверенный временем и испытаниями, мог стать предателем не укладывалась в голове Раздольнова. Он гнал ее прочь, но от убедительных аргументов Совы было не так-то просто отмахнуться. Раздольнов терзался в поисках выхода.

— Николай Павлович, так что делать с Рэмбо? Может сразу загасить, пока не поздно? — торопил с ответом Сова.

— Нет, пока не трогать, пусть оклемается, а там видно будет, — остановился на этом трудном решении Раздольнов.