Слегка поборов одолевающее меня волнение, я принялся потихоньку изучать окружающих. С речью выступал председатель комитета Николай Христианович Бунге. В газетах о нем писали как об умеренном либерале. Ему страна была обязана многим. Будучи министром финансов, он проводил налоговую реформу. Менял подушное налогообложение на косвенное. Добился снижения выкупных платежей. Инициировал законы, которые запретили детский труд в некоторых профессиях и женский по ночам. Был сторонником выкупа частных железных дорог в государственную собственность. В крестьянском вопросе выступал против сохранения общины и круговой поруки в деревне. Именно на этой почве у него возник конфликт с еще одним участником заседания.
Константин Петрович Победоносцев. В официальной прессе это имя печатали с придыханием. Чисто выбритый сухопарый старик в круглых очках был светочем всех консервативных сил. Занимая пост обер-прокурора священного синода, фактически представителя императора в церкви, он обладал колоссальным влиянием на умы современников. Победоносцев учил законоведению и Александра III, и Николая, поэтому имел влияние на императора. Именно его считали инициатором реформ, которые ограничили свободы, позволенные Александром II. Он стоял за законом о «кухаркиных детях», которым попрекал меня в Нерчинске ссыльный, краевед и просветитель Алексей Кузнецов. Обер-прокурор верил, что единственно возможная форма правления — абсолютная монархия. Крестьянская община была для него идеальной организацией. Именно на этой почве столкнувшись с Бунге, он добился его отставки с поста министра финансов. Причем решение было красивым и в то же время ерническим. Государь повысил Николая Христиановича до председателя Комитета. По факту же это была опала. Должность являлась чисто декоративной.
Само заседание произвело достаточно странное впечатление. Мое выступление было одним из последних, поэтому вникнуть в происходящее не составляло трудности. Собравшиеся обсуждали вопросы, на мой взгляд, очень локальные. Например, довольно долго решали, какие пенсии назначить собирающимся в отставку губернаторам Херсонщины и Эстляндии. Министр финансов просил императора высочайшим повелением назначить им пособие достойного размера. Каким оно должно быть, собравшиеся и обсуждали. Причем абсолютно серьезно, не жалея сил на споры. Еще одним вопросом, который занял много времени, — было утверждение уставов двух акционерных обществ. Как я понял, для организации компаний в империи нужно было одобрение самого государя, а он давал его или нет после обсуждения на Комитете. В общем, львиную долю времени руководства страны занимали вопросы рутинные и мелкие.
К концу второго часа очередь наконец-то дошла и до меня. Тон Бунге изменился с дежурного на заинтересованный, как я понял, наследник на подобных совещаниях не выступал еще ни разу.
— Ваше императорское величество, господа!..
Свой доклад я постарался сделать максимально объективным и подробным. В нем были цифры только из официальных источников, не из прессы, но и они рисовали пугающую картину надвигающейся катастрофы. Понимая, что все это может мало повлиять на вполне обеспеченных министров — сытый голодного не разумеет, — я попытался спроецировать ситуацию на обороноспособность страны. В 1890 году в войска из-за различного рода заболеваний, вызванных недоеданием, не смогли взять до половины призывников. Хотя военное ведомство постоянно снижает требования к объему их груди и росту.
Решив полюбоваться произведенным впечатлением, я обвел взглядом сидящих за столом и едва не поперхнулся очередной фразой: им было не интересно! Кто-то осоловело смотрел в одну точку, другие бесцельно разглядывали бумаги в папках, Победоносцев, казалось, дремал, даже в глазах императора появилась легкая скука. Рассказ о проблемах армии заставил встрепенуться только господина в черном мундире с золотыми погонами и крестом на шее. Он внимательно взглянул на меня сквозь маленькие круглые очки. Ага, похоже, это военный министр Петр Ванновский. Всех остальных все то, что я говорю, не интересовало. Совершенно.