Окалина

— Да я ничего… Все хорошо, спасибо. Только еще лучше у него получилось бы, побывай он на моем поле. А рисовать понаслышке — это что мне, например, пахать с завязанными глазами, да?

* * *

…Горек от пыли и старой осенней полыни воздух проселочной дороги. Взбиваемая сотнями колес, пыль не успевает оседать, влетает в кабину, назойливо лезет в глаза и ноздри.

На колдобинках большегрузный наш автомобиль, притормаживая, поскрипывает кузовом: под пологом — тонны отобранного зерна. Хлеб приятно везти даже по трудной дороге.

— Еще немного, еще чуть-чуть.
Последний бой, он трудный самый… —

густоватым баском негромко напевает шофер и в усталом, с хрипотцой, голосе его слышится предчувствие удачи, какая-то выстраданная уверенность в ней.

Впереди и позади нас — транспорты с зерном. Хлебный караван, извиваясь, тянется на сотни метров и хвост его теряется в сумеречном пространстве вечерней степи. Сумерки сгущаются, водители включают свет, и от этого света автомобильных и комбайновых фар кажется, что небо опять посветлело и ночь уж не придет.

С проселочной дороги нам не вдруг удается вырулить на асфальтированный большак: путь преградила проходящая в Оренбург автоколонна с хлебом. Ощупывая усиками света темноту, катили и катили мимо тяжелые грузовики.

Более сорока тысяч автомобилей везли по дорогам области последние миллионы пудов зерна нового урожая, на последние загонки выруливали жатки и комбайны — последние усилия воли и ума, сердец и рук сотен тысяч людей. Битва за хлеб, развернувшаяся на площади в пять миллионов гектаров, подходила к концу…

А я мысленно возвращался к ее началу, вспоминал будничные, но такие горячие, ударные, волнующие июльские и августовские дни и с чувством некоторого сожаления подумал вдруг о том, что в отрывном календаре почему-то лишь праздники помечены красным цветом. Оглянулся я назад — и снова увидел родные, загорелые, разгоряченные работой лица Михаила Павловича Карпушкина, Василия Емельяновича Елкимова, Александра Ивановича Овчинникова, Василия Макаровича Чердинцева, Николая Никаноровича Ильина, Николая Михайловича Лукерина… — комбайнера, художника, тракториста, председателя колхоза, пахаря — многих и многих бойцов за большой оренбургский хлеб. Вспомнились вереницы автомашин, взбитая за день горькая пыль на проселочных дорогах, блеск знойного солнца, вороха золотистого зерна на токах, утомленные голоса и глаза комбайнеров и водителей…

Вспоминая эти зримые черты гигантского конвейера красной страды, высокий накал человеческого труда, мне хотелось бы все дни оренбургской жатвы пометить на календаре красным цветом. Ибо это были главные дни года, радостные дни труда и предчувствия большой победы.

Ни одна область в России не вырастила и не сдала столько хлеба.

Если это зерно, по подсчетам выступившего в областной газете экономиста, погрузить в современные четырехосные вагоны, то хлебный эшелон вытянется от Оренбурга до Москвы — почти на полторы тысячи километров!

Так работают мои земляки-уральцы, творя своими руками светлые праздники жизни.

Праздник создается трудом. Праздник восходит с рабочих ладоней созидателей.