Вы были для многих из нас кумиром, хотя вряд ли знали об этом. Вы открыли нам глаза на многое, научили бороться и отвечать за свои слова и поступки. Разве возможно забыть Ваше заявление на «открытом суде», как его фарисейски называли, над Мартином Гурой? Вы говорили, что стыдливо отворачиваться от «черной магии» и уверять в том, что ее искоренили, – то же самое, что стоять на краю пропасти и делать шаг вперед, демонстративно закрывая глаза. Вы говорили, что если у противника есть яд, нужно искать противоядие, а не трактаты, опровергающие существование яда. Вы призывали готовиться к войне, даже если ее никогда не случится. Вы не представляете, как же Вы были правы!
Когда Вы покинули Франкфурт, слухи о причинах Вашего отъезда множились с каждым днем. И меньше всего многие верили в то, что просто-напросто срок Вашего обучения закончился. Кто-то уверял, что Вам не простили демарша с Гурой, кто-то считал, что виной уязвленное самолюбие нового декана Ромшарха, которого Вы побили в алхимическом соперничестве. Но нам, немногим, было понятно и другое. Вы произнесли «Манифест предназначения» не ради красного словца. Вы собирались воплотить его в жизнь, не оглядываясь на кого бы то ни было. И воплотили его, как я понимаю.
После Вашего ухода в университете еще долго бродила смута, но ее источник уже был потерян и постепенно смута улеглась, и тогда пребывание там стало невыносимым. Я была уверена, что мы с Вами больше никогда не столкнемся, и каковы же были мое удивление и испуг, когда Герман написал мне, что Вы прибыли в Звятовск? С Вами связываться я не хотела, ибо замыслы мои были не так чисты, как Ваши.
Я пробыла во Франкфурте три с половиной года и ушла оттуда, как только поняла, что ничему новому научиться больше не смогу. Все это время я искала сведения о водных бестиях, особенно тех, кого называют «свободными». Вам прекрасно известно, что большая часть бестий привязана к некоторому месту на земле, будь то водоем, дом или холм, и за пределы его выйти не может. Но некоторым все же удается освободиться от уз. Например, редким видам ундин. Не датским, гэльским или угорским ундинам, а только шалойским, самым сильным из них и опасным.