Океан

– Сначала Клемент подружился с моим братом Клайдом. А потом со мной. И я тоже любил кататься. Но я больше не буду этого делать. Не знаю. Вдруг ему там обидно станет, что я продолжаю кататься, а он уже нет. Поэтому я не буду его расстраивать. Еще он разрешал нам с Клайдом жить у него дома, когда наши родители орали друг на друга. Я просто на дух не переносил это, но он говорил, что когда-нибудь все наладится. Но его жизнь закончилась раньше, чем ненависть моих родителей друг к другу. – Он вздохнул, затем окинул всех взглядом. Потом достал из кармана огромный лист. – Ну, я много чего ему хотел сказать. – С неловкостью в голосе пояснил он, откашлялся и поднес письмо к своей свече.

Пока оно догорало, голубые глаза Стива наливались слезами. Он вновь стал похож на сломленного ребенка.

Мы продолжили наш вечер прощаний. У многих скейтеров были слишком трогательные и крутые воспоминания, так что в общей сложности мы рыдали раз двадцать. А свечи продолжали гаснуть. Этим жестом люди лично прощались со своим другом.

Настала и моя очередь.

Я никогда не чувствовал себя так странно. Нет, не печально, не подавленно, не грустно, а именно странно.

В последний момент до меня дошло, что я не написал чертово послание. Руки задрожали так, словно совершил самое подлое из предательств.

«Я ужасный друг».

Взволнованно окинув взглядом группу подростков, я стыдливо коснулся ладонью своего лица.

Будто разучился чувствовать.

Не ощущал абсолютно ничего.

И мне было страшно от этого.

– Я думаю, все уже знают, что в последние мгновения его жизни я был там. Был рядом с ним. Да, я никудышный друг и тупой придурок, который ничего даже сделать не смог, но мы тут собрались ради Клемента, а не ради меня. Поэтому, прежде чем каждый из нас попрощается с ним и уйдет, я хочу сказать правду. Потому что именно эта правда поможет вам сохранить светлую память о нем навсегда. Ведь так или иначе, люди исчезают. Сначала из жизни, а потом из памяти. И мне становится страшно от одной лишь мысли о том, что как бы мы тут все ни клялись в том, что будем помнить его всегда, спустя много лет он станет для вас лишь подростком, который решил свести счеты с жизнью, как и множество других депрессивных мальчиков и девочек. По крайней мере, нам так будет казаться. Но Клемент не суицидальный подросток. Клемент не покончил с собой, потому что находился в состоянии депрессии. Вы должны знать, что он был вынужден отдать свою жизнь за человека, которого любил. Звучит чертовски сопливо и приторно, но он, мать его, спаситель. Он не побоялся умереть за нее. Не побоялся пожертвовать собой. И, как бы он это ни сделал, он вытащил ее из того дерьма, в котором она погрязла с головой. Не важно, каким способом. Я знаю, что никто из нас на это не способен. А Клем всегда умел найти выход из любой ситуации в пользу других людей. И он был бы чертовым гением, если бы смог сохранить жизнь сразу двоим – себе и ей. Но случилось то, что случилось. Мне жаль, что она оказалась недостойной такой жертвы. Но, опять же, это был его выбор, и мы должны принять его. И где бы Клемент сейчас ни был, я спокоен, ведь теперь вы – близкие ему люди – знаете правду. И это реально здорово. – Я сам не заметил, как задрожал мой голос, а глаза покраснели от едких слез. Хорошо, что я тут не один такой. Иначе было бы неловко. Плакали все. – Не думаю, что мне есть смысл говорить о том, что сделал для меня мой лучший друг. Главное, что я это помню и он знает. Больше мне нечего добавить. – С этими словами я задул свечку.

И в глазах пронеслись все те моменты, о которых я не стал говорить вслух. Его помощь, его советы, его приколы.

Он был отличным другом.

Но его больше нет.

Кажется, я впервые осознал то, что он ушел.

По-настоящему ушел.

И все свечи погасли.

Скейт-площадка погрузилась во мрак, освещаемая лишь звездами и луной.

50 Ангелы смотрят на тебя

Прошел месяц. Все мы вернулись к привычной жизни.

Нет, не сказать, чтобы совсем привычной, скорее нормальной, но незнакомой нам.

Собранные чемоданы стояли на пороге комнаты, где теперь мало что напоминало обо мне. Обычно плотно задернутые шторы теперь были раздвинуты, ведь у меня была привычка допоздна смотреть фильмы и ложиться под утро, а солнечный свет раздражал, поэтому тут всегда царил полумрак. Я снял постеры с классическими фильмами, которые мне подарили в пятнадцать лет. С моего рабочего стола тоже было убрано все: ноутбук, всякие девайсы, провода, фигурки героев аниме, тетрадки и дневники. В общем, все, кроме клубной лампы. Клетка с хомяком теперь была на первом этаже, чтобы родители не забывали ухаживать за ним.

Мне было грустно. Грустно покидать родителей, грустно прощаться с комнатой, уезжать из Канады и родных мест.

Но, с другой стороны, я был в предвкушении новой взрослой жизни, к которой, несомненно, уже был готов. Удивительно, как за это время я успел измениться. Во всех смыслах этого слова.

– Даже не верится, что мой сын уже студент, – задумчиво сказала мать, вошедшая в мою комнату.

– Да уж, – протянул я.