Океан

Почувствовав мое странное и неопределенное состояние, она подошла ближе и положила руки на плечи.

– Ты и внешне как-то изменился. Такой высокий, я уже и обнять тебя нормально не могу.

– Да ладно, не сильно изменился, – улыбнулся я.

– Конечно. Ты сейчас с Бэйл уходишь?

– Да, нужно попрощаться, – ответил я.

– Ну хорошо. Если что, постарайся не до глубокой ночи. Мы же устраиваем ужин.

– Да, но до ночи еще часов десять, так что успею вернуться.

Через час я уже двигался к дому моей девушки, которая, к слову, тоже должна была уезжать, но на четыре дня позже. И, в отличие от меня, ее совершенно не мучили тревожные мысли.

– Я так жду! Скорее бы уже! Говорят, это один из лучших университетов по моему профилю. У меня очень много планов, а у них множество клубов и организаций для их осуществления. А еще они дают гранты студентам, занимающимся экстремальными видами спорта, – без остановки говорила Бэйл, пока мы сидели на берегу огромного озера.

– Да, это круто, – задумчиво отвечал я.

– У тебя что-то случилось? – вдруг спросила она.

– Нет.

– Что-то вспомнил?

– Наверное, мы перестанем общаться.

– Нет, ты что. Никогда.

– Надеюсь.

– Я люблю тебя.

– И я тебя.

С этими словами я обнял ее.

Но, к сожалению (или к счастью), со временем наша связь оборвалась. Два года мы старались общаться по скайпу, переписываться, видеться на летних каникулах, но с каждым звонком, с каждой встречей мы понимали, что становимся все дальше и дальше друг от друга. Вскоре общение просто сошло на нет. У нас не было никаких драматичных или печальных разговоров о том, что нам нужно расстаться и так далее. Мы не сказали друг другу ни слова. Все это просто исчезло, растаяло, как снег весной. И это нормально. Я не верю в вечную любовь. И не люблю, когда кто-то пытается переубедить меня в этом, приводя в пример истории каких-то своих знакомых, родителей и прочих. Я верю только в то, что вижу своими глазами. И вечной любви пока не наблюдал.

После прогулки с Бэйл мне нужно было зайти еще кое-куда. Это важный пункт.

Подойдя к знакомому дому, я с волнением позвонил в дверь. Мать Клемента открыла не сразу, а когда увидела меня, то на ее лице появилась слабая улыбка. Женщина обняла меня.

– Здравствуй, Океан. – Впервые ее голос звучал так… взросло.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я, когда она пригласила меня войти.

– Я не знаю. Не думала, что жизнь может так поменяться. Кажется, до сих пор не готова к тому, что мне предстоит, – вздохнула она, проходя со мной на кухню.

Ее слова заставили меня задуматься. Что еще такого ей предстоит после того, как она похоронила единственного сына? Может, я не понимаю, но, кажется, после смерти собственного ребенка любые жизненные ситуации кажутся цветочками.

А потом до меня дошло. Осмотревшись по сторонам, я увидел, что дом заметно опустел и растерял «неопрятный уют» и наполненность. При Клементе здесь всюду было много вещей, какие-то странные картины, флаг Каталонии в гостиной над диваном, бутылки, какая-то еда в холодильнике. А сейчас все это превратилось в чистоту, многочисленные коробки и мертвую гнетущую тишину.

– Вы что, переезжаете?! – удивленно спросил я, пока она наливала мне в кружку черный чай. Кажется, заварка и полупустая пепельница – единственное, что осталось на этой чертовой кухне, где когда-то мы веселились и собирались все вместе.

Да, воспоминания никак не хотели покидать мой разум. Этот стол, это окно. А на месте, где сейчас сидит мама Клема, сидела Леа. Последняя наша встреча в этом доме. Она тогда выглядела такой нервной.

– Да. Мне больше нет смысла оставаться в Канаде. Я хочу вернуться к своей матери в Барселону, – ответила она, присаживаясь за стол.

И тут я вспомнил бабушку Клемента. Вспомнил, как она сказала, что будет ждать его возвращения. Вспомнил, как она говорила о его привычке сбегать из дома, пока на улице еще темно, чтобы встретить рассвет на пирсе.

Видимо, я никогда не узнаю, чего же он на самом деле ждал, когда смотрел на восходящее солнце. Никто не узнает. Быть может, он поведал об этом той, кого сильно любил.

– Понимаю. Очень жаль, – сказал я, делая глоток и обжигаясь. Мне было немного неловко разговаривать обо всем этом.

В очередной раз осмотрелся вокруг.

– Я еще не трогала его комнату. Можешь подняться. Взять что-нибудь себе на память, – предложила его мама.

– Мне как-то неудобно…

– Нет, не стесняйся, правда, ты можешь взять все, что тебе нравится. Ему оно все равно уже не пригодится.

И я решил подняться в его комнату.

Внутри меня немного передернуло. Все было абсолютно так, как в последний раз, когда я заходил сюда. Смятая постель, гитара на полу (там, где уронил ее я, когда зашел в комнату и застал там Леа), ноутбук, подключенный к колонке, вещи, валяющиеся на полу, открытый шкаф, скейт. Даже запах его одеколона, смешанный с персиковым молочком для тела, что принадлежал Леа. Кстати, на его рабочем столе лежала ее книга. Я не стал смотреть, что же именно она читала. Это больше не вызывало у меня никакого интереса.

Хотелось закрыть глаза и перенестись в прошлое. Когда все еще было хорошо. Когда в этой комнате царила жизнь.