Океан

Я каюсь и прошу прощения за содеянное, поведшее дар защитника в сторону искусства разрушителя всего вокруг, но прежде себя.

Я открыл глаза. Ученик говорил о необходимости не только и не столько брать, сколько отдавать, и эти слова есть Истина. Время наше пришло.

22

– Усыпи мои страхи, труба!

Призывая подняться на плаху,

Пусть трясутся поджилки раба.

Я свободный, не ведаю страха.

Судя по тону декламации, Учитель был явно взволнован, хотя внешне гора не создавала впечатления неприступной. Пологий склон, дружелюбная растительность и множество снующих в камнях ящериц, среди которых наверняка был и Бог, – всё создавало спокойную атмосферу утра, но Учитель будто и не видел этого, он, не отрываясь, смотрел на вершину.

– Усыпи мои страхи, труба…

Мы бодро полезли вверх, цепляясь за лианы, густо обвивающие камни, но скоро мягкая зелёная сеть закончилась, и наше продвижение сразу же замедлилось. Следовало внимательно смотреть, куда ставить ногу и за что цепляться рукой. На мне были кавалерийские сапоги грубой кожи, учитель восходил на босу ногу. Острые камни посекли его ступни, и кровавый след тянулся за ним хвостом аспида. Мне было физически больно смотреть на его мучения.

– Учитель, так ли важно нести камешек на гору?

– Этот камешек, – ответил он, остановившись, – Символ. Вес его, умещающегося в ладони, может сравниться с весом настоящей звезды. Тяжесть Символа для каждого восходящего своя, заслуженная, заработанная, вот только бросить его не удастся никому.

– Что я могу сделать для тебя, чем помочь?

– Быть рядом. Чистая душа подле идущего – вот тростинка, за которую держусь. Вот свет маяка, которого держусь. Вот сила внутри, которой держусь, – он взглянул наверх и двинулся вперёд. Я последовал за ним.

Моё восхождение казалось лёгкой прогулкой. Молодое тело слушалось, я быстро находил удобные для подъёма места и постоянно оказывался выше Учителя, имея возможность отдохнуть, пока он поднимался ко мне. При этом сердце моё стонало от боли, видя мучения, выпавшие на долю дорогого мне человека. Каждый шаг, отражавшийся мукой на его лице, вонзал острую иглу в моё тело, и слёзы катились по нашим лицам. К середине подъёма Учитель обессилел полностью, и я подставил ему спину. Наше восхождение превратилось во втягивание полуживого человека на гору. К вечеру мы вползли на гнилой зуб дракона двумя окровавленными личинками рода человеческого, и, казалось, уже ничто не сможет поставить нас не ноги.

Ладонь обожгло что-то холодное, я отдёрнул руку и вскрикнул от неожиданности. На левом рукаве, возле кисти, сидела знакомая ящерка. Кивнув головкой как старому приятелю, она подбежала к краю скалы и снова кивнула мне.

– Нет, Боже, я не могу!

Ящерка опять кивнула.

«Мыслимо ли отказываться, когда призывает Бог?» – прозвенело во мне.

Я подполз к краю склона, который мучал нас весь день, и посмотрел вниз. Вечернее солнце мешало мне, но я смог разглядеть у подножия горы несколько силуэтов.

– Учитель, там внизу люди, – я указал рукой, но Учитель даже не обернулся и только спросил:

– Как они выглядят?

Я пригляделся.

– Один – сильный воин, второй – дряхлый старик, рядом молодая и очень красивая женщина, а с ней дама в годах и ещё…

– Это Я, – прервал меня Учитель. – Все эти люди – Я, которое я оставил там. Кого ты видишь ещё?

Заходящее солнце прятало в тень последнюю фигуру, я старательно прищуривался и, наконец, разглядел молодого человека в плаще улана Эрриора, с чертами лица, знакомого с детства. Это был я.

Учитель, не дожидаясь моего ответа, сказал:

– Там, внизу, ты. Ты оставил то, что должен был оставить. Себя прежнего. Тебе осталось лишь спуститься, спуститься на Дно. Таков План.

Я обернулся к Учителю задать самый важный вопрос Здесь и Сейчас, но Учитель осветился желтоватой каймой, тело его оторвалось от скалы и, следуя траектории невидимой руки, поднялось над гнилым зубом на три роста, затем ещё выше… Оно растворилось в вечернем небе, напоследок озарив всё вокруг. Там, где только что возлежал мой Учитель, осталась лужица крови с маленьким островком. Камешек-звезда улёгся в мою ладонь, и мы оба заснули.

23