Океан

– Что по вдове?

– Опрашивать было трудно: куча родственников, подавленное состояние и всё такое, – начал Вяземский. – Последнее время был мрачен, раздражителен, а за день до этого даже громко с кем-то что-то выяснял по телефону, потом вызвал машину и куда-то уехал по делам. Вернулся поздно, ещё мрачней.

– Поговорить с коллегами водителя, друзьями. Может, знают, куда тот возил шефа.

Чесноков взял листок, и что-то выводил на нем гелевой ручкой. Потом начал делать выводы:

– Коллеги Васютина тоже отметили в последнее время раздражительность, напряжённость. Проявлял интерес к Грязинскому округу, ездил к начальнику подполковнику Лозе. Значит план такой: проверить оставшиеся квартиры, чердаки и подвалы. Колобов, выяснить всё по люку. Вяземский отправится к подполковнику Лозе и выяснит, что интересовало Васютина в округе. Я останусь здесь и буду изучать документы, которыми занимался в последнее время покойный. Будете звонить сюда.

– Да, и сегодня похороны полковника. Во сколько не знаю. Всё. Вопросы есть?

На молчание подчинённых он ответил:

– Все свободны, кроме Маликова.

Оставшись вдвоём, полковник достал из стола фотоаппарат.

– Пойдешь на похороны, будешь фотографировать. Снимать незаметно, я знаю, ты умеешь, и чтоб ни одну рожу не пропустил. Ну и в «Подкову» загляни, опроси работниц.

– Понятно, Владимир Иванович.

– Можешь идти.

Чесноков раскрыл сейф и стал взвешивать, рассуждая для себя, с чего начать: с первой полки, где лежали папки, или со второй, где стояли в несколько рядов дискеты от компьютера. «Ладно, пока голова свежая, займемся компьютером».

Он вынул крайний диск из стопки, уселся за компьютер и начал отстукивать по клавишам. Дверь приоткрылась, и в неё заглянул низкорослый, с морщинистым лицом подполковник

– Владимир Иванович? Мне сказали, что вы меня вчера искали, меня не было.

– Сергей Сергеевич…

– Да, Замятин.

Чесноков в кресле на колесиках отъехал от компьютера:

– Проходите.

Замятин сел.

– Вы, наверное, о Васютине хотели бы поговорить?

– Да, Сергей Сергеевич.

– Я увидел вас за компьютером и подумал: «Уж не Васютин ли». Как ни зайдешь к нему, он постоянно за этой штукой сидел. Он меня часто выручал. Асколич терпеть не может мои каракули, вот и заставлял барабанить на этой штуке, – он показал на компьютер, – я полдня буду стучать, а бывает срочно надо. Ну, прибежишь, бывало, к Алексанычу: «Саныч, выручай!». Не успеешь сигарету выкурить, как уж бумага готовая выползает. Хотел мне всё программу какую-то дать. Сам, говорит, составлял. Облегчает работу, говорит. А я ему говорю: «Да мне в жизни не разобраться».

Замятин закурил. Сигареты, по-видимому, поглощались его легкими в большом количестве. Голос был прокурен, выглядел он старовато.

– А у Васютина были враги?

– Не знаю, – пожал плечами Замятин, – оперативных дел он не вёл, лично под тюрьму никого не подставлял. Занимался отчётной документацией. Человек был гибкий, дипломатичный, можно сказать.

– Звонков с угрозами не было?

– У кабинетных работников постоянно много звонков, да и откуда мне знать, кто и зачем звонит.

– Но есть различие, когда звонят на рабочий, а когда на мобильный.

– Не могу ничего сказать по этому поводу.

– Ну, тогда вопросов больше нет, Сергей Сергеевич, – закончил Чесноков.

И Чесноков вернулся к своему прежнему занятию, отстукивая по клавишам и вчитываясь в текст, высвечивающийся на мониторе компьютера.

Океан.

Порой события, происходящие в нашей жизни, пугают уже только тем, что мы ловим себя на мысли, что это уже где-то и когда-то было. Будто что-то мистическое, параллельно живущее где-то рядом, постоянно с нами соприкасается так, что в какие-то моменты нашей жизни нам открывается некая завеса, за которой можно увидеть будущее или что-то иное. Может сны, которые мы не помним наутро, или видения, что уже настораживают и не укладываются в разум. Но то, что он сейчас видел, было отчётливо, красочно и так реально – входящий во двор человек. Он даже знал, что испытывает, знал, что боль в ягодицах мешает ему передвигать ноги, а тело стянуто и дрожит, и он немного прихрамывал. Он всего лишь хотел пройти сквозь дворик, и уже находясь в его центре, понял, что он не один, что с четырех сторон наперерез ему уверенно шагают люди, решительные, натренированные. И даже если бы он был таким, как раньше, вряд ли что-либо могло измениться, и вряд ли он что-либо смог сделать с надвигающимися на него неизбежными событиями.

Во двор медленно въезжали две чёрные иномарки.

«Ну, вот, кажется и всё. Прощай, солнце, теперь только шкуру свою подороже продать».