Океан безмолвия

— Не волнуйся. — Она улыбается. — С твоим уровнем тестостерона за метаболизм можно не беспокоиться.

— И то верно, — с самодовольным видом соглашается он.

— Кстати, о верности и тестостероне: кто-нибудь объяснит мне, что там за фигня с Тьерни Лоуэлл? — спрашивает Солнышко.

— Нет, — категорично заявляет Дрю.

Она выгибает одну бровь, глядя на него, и он испускает протяжный стон, как ребенок, у которого только что отняли видеоигру.

— Ладно. Но только потому, что я слабенькая и страсть как тебя боюсь.

Дрю усаживается на диван, предлагает ей сесть рядом, но она устраивается у меня на коленях. И плевать мне, что она не моя подружка.

— История стара как мир, — безжизненным голосом начинает Дрю. — Мальчик знакомится с девочкой. Мальчик просит девочку поласкать его в интимных местах. Девочка поражает мальчика тем, что знает немало бранных слов и складно их употребляет. Мальчика и девочку в наказание оставляют после уроков. Расцветает любовь. Они встречаются тайком. Четыре месяца.

Солнышко смотрит на меня, ждет, что я подтвержу его слова.

— Чистая правда, — говорю я с каменным лицом. Я всегда подозревал, что они спали, только думал, всего раз перепихнулись. Как все было, узнал только теперь. Дрю молчал, как партизан, пока я не припер его к стенке на следующей неделе после того пресловутого ужина, на котором затеяли эту дурацкую игру под названием «Правда или расплата». Но я припоминаю, что в тот период с Дрю что-то происходило. Теперь все встало на свои места.

— И..? — спрашивает она.

— И ничего. Вот и все. — Дрю снова включает телевизор.

— Сволочь ты, — бормочет она.

— Сама такая.

Почему-то меня их перепалка не веселит так, как их самих.

Глава 40

Настя

Последние три часа мы с Дрю сидим за обеденным столом у него дома. Перед каждым из нас открытый ноутбук, и мы соревнуемся, кто больше нароет материалов и прецедентов на скучнейшую тему — об ограничении количества сроков работы на выборных должностях. Пожалуй, это интереснее, чем налог на бензин — тема, которую нам могли бы подкинуть. Через две недели состоится окружной турнир по искусству ведения дебатов. Я в нем не участвую, но присутствовать мне придется. Да и оценки по риторике мне ставят за проделанную подготовительную работу.

Пока я остаюсь помощницей Дрю по сбору материала. Больше ни у кого из участников помощников нет, но, поскольку я посещаю класс риторики, а сама выступать не могу, он добился, чтобы меня прикрепили к нему. Не будь он так хорош, просьба его не проканала бы, но он защищает честь школы. Дрю выступает успешно — значит, и команда выступает успешно. А если команда выступает успешно — значит, мистер Трент хорошо поработал. Поэтому он готов дать Дрю все, что тот ни попросит. Меня это вполне устраивает, ибо при таком раскладе я избавлена от домогательств Итана Холла. Тот почему-то думает, что, предлагая мне в методкабинете отсосать у него — в его понимании это невинный флирт, — он ведет себя романтично.

Я вручаю Дрю распечатки и свои записи, и мы, чтобы закончить работу к вечеру, делим ее на двоих. Я не перестаю донимать его вопросами о Тьерни.

— Но вы же можете остаться друзьями. Это лучше, чем ничего. — Я не большой специалист по части отношений. Никаких. Ни родственных, ни романтических, ни дружеских. Отношения предполагают общение, а это не мой профиль, так что отношения — не моя тема. Я просто в толк не возьму, почему Дрю ведет себя так, будто ненавидит ее, хотя ненависти к ней у него явно нет.

— Нет, не лучше. Это гораздо хуже, чем ничего.

— Чушь. У вас, парней, это коронная фраза, потому что так проще.

— А девчонки вечно стремятся изменить правила во время игры. Но нельзя изменить правила, рассчитывая, что все будут продолжать играть как играли. Я знаю, как пахнут ее волосы, но не могу приблизиться к ней, чтобы зарыться в них лицом. Я знаю, какая у нее нежная кожа, знаю на ощупь каждую частичку ее тела, но не могу прикоснуться к ней. Я знаю вкус ее губ, но не могу поцеловать. Мне это больше не позволено. Так зачем крутиться вокруг нее, мучая себя лишь для того, чтобы можно было сказать, что мы по-прежнему друзья?

— Все равно непонятно.

— Что тут непонятного? Подумай с минуту, и сразу все поймешь. Если б вы с Джошем вдруг перестали быть вместе, думаешь, ты смогла бы общаться с ним как ни в чем не бывало? Приходить к нему домой, но не касаться его? Радоваться за него, когда он идет на свидание с другой девчонкой, которая будет знать о нем все то, что знаешь ты, а тебе самой это знать теперь не позволено? Ты бы тоже так не смогла.

— Джош в меня не влюблен, и я в него тоже.

— Расскажи это кому-нибудь другому, Солнышко, а мне не надо. Ты видела, как он на тебя смотрит? — Я видела, как он на меня смотрит, но не знаю, что это значит. — Как на стол семнадцатого века, украшенный резьбой ручной работы, причем в идеальном состоянии.

— То есть он смотрит на меня, как на мебель?

— Именно. Видишь? Ты меня поняла.

— Умников никто не любит.