Океан. Черные крылья печали

Синьора Полетте умолкла. Взгляды пассажиров лодки устремились к Алессандро. Но Алессандро не спешил отвечать. На удивление спокойный взгляд мужчины скользил по водной поверхности за бортом, устремлялся к далекому горизонту, поднимался выше, к темной пелене облаков на небе, возвращался назад и замирал на корме.

Наконец Алессандро взглянул на синьору Полетте и сказал:

– Вы предлагаете мне отправить собственную дочь на корм рыбам?

– Нет, Алессандро. Мы предлагаем похоронить тело твоей мертвой дочери в океане.

Ангелика заметила, как при слове "мертвой" Алессандро вздрогнул, будто пощечину получил. Девушка снова ощутила к нему жалость, но тут же прогнала ее, когда пришло понимание, что это не тот случай, когда стоит жалеть человека, точнее, случай тот, но ситуация не та.

– Слова разные, но результат будет одинаков, – сказал Алессандро. – Знаете, когда я увидел ее маленькое тельце, чуть ли не полностью разрезанное страховочным ремнем, когда увидел ее головку, повернутую ко мне под неестественным углом, я не сразу поверил в то, что она мертва. На миг мне показалось, что я сплю, но сон пройдет, я открою глаза и увижу свою малышку, живую, здоровую, радостную. Но сон никак не желал проходить. Сознание ни в какую не желало принимать реальность, жестокую и такую болезненную, – Алессандро умолк, собираясь с мыслями.

Скулы его задвигались под кожей в попытке удержать слезы, заблестевшие в глазах, точно снег на солнце. Сдержать слезы Алессандро удалось, а вот Ангелике… Девушка ощутила, как слезинка скатилась по щеке, на мгновение задержалась на скуле и упала на одеяло. За ней последовала вторая.

– В общем, – продолжил Алессандро минуту погодя, – там, в самолете, стоя над тельцем своей малышки, я… я пообещал ей, – голос Алессандро дрогнул, – что если мне удастся выжить (хотя, видит бог, в ту минуту я хотел иного), то сделаю это только ради того, чтобы ее тельце лежало если и не рядом с телом ее матери, то хотя бы в земле, а не… а не стало кормом для рыб.

Ангелика опустила голову, чтобы другие не видели, как по ее щекам покатились слезы. Она закусила губу в бессмысленной попытке удержать поток соленой воды, хлынувший из глаз. Как и другие, она ничего не знала о жене Алессандро. Теперь же выяснилось, что жена Алессандро умерла. Жалость к Алессандро снова проникла в сердце Ангелики. Потерять жену, а теперь вот и ребенок отправился вслед за матерью. Но какую бы жалость ни испытывала девушка к Алессандро, здравый смысл подсказывал, что как только они избавятся от мертвого тела девочки, облегчение испытают все и даже сам Алессандро. Возможно не сразу, но это произойдет. Что-то подсказывало девушке, что сила страданий человека измеряется силой его притяжения к объекту страдания. Чем дальше объект, тем слабее боль, чем ближе, тем сильнее. А если так, то стоило мертвой девочке оказаться за бортом, боль, терзавшая сердце Алессандро, отступит, пойдет на убыль. Конечно не сразу, но, как говорят: время лечит. Сейчас же мертвая дочь для Алессандро была сродни камню на шее, тянула его в омут, полный сожалений и самобичевания.

– Я дал обещание и сдержу его, – сказал Алессандро тоном, давшим другим понять, что если они хотят избавиться от тела его дочери, им придется также избавиться и от него.

Тишина вернулась в лодку. Алессандро задумался. Остальные также погрузились в размышления. Эбигейл шепотом вводила в курс дела англоязычных Кирка и Стивена.

– А я свою жену оставил в самолете, – вдруг пробормотал синьор Дорети и стянул одеяло с ног.

Выглядело это так, будто он решил снова броситься за борт, поэтому синьора Полетте поспешила укрыть его снова.

– Да будет тебе, Сильвестр, – тихо приговаривала она, кутая ноги синьора Дорети.

Но синьор Дорети уже ее не слышал, вновь замкнулся в себе.

– Ну, если ты хочешь сдержать свое обещание, доктор, тогда у нас нет другого выхода, – Винченцо потянул носом. – Дерьмо! Это так трупом несет или, – рука Винченцо взметнулась вверх, а нос устремился к подмышке, словно гончая к лисьей норе, – воняет, но, – Винченцо поднял голову и снова принюхался. – Ну, да. Это оно. Твою мать! Я сижу дальше всех от кормы, но чую эту вонь и здесь, на носу лодки. Нет, доктор. Ты сам себе связал руки.

Ангелика принюхалась. Винченцо прав. Она также отчетливо унюхивала в воздухе запах разложения. Что было неудивительно, так как со дня аварии прошло уже три дня. К тому же с сегодняшнего утра температура воздуха значительно повысилась. Было прохладно, но эта прохлада исчезнет, как только тучи разойдутся (а они же когда-нибудь должны разойтись!), и солнце спустит с цепей своих голодных до холода псов – лучи. Ситуация усугублялась еще тем, что ветра почти не было, поэтому запашок поднимался в воздух и туманом стелился над лодкой. Пока что его еще можно было переносить (конечно, если дышать через раз), но когда он усилится, надолго ли хватит их терпения?

– Что ты имеешь в виду, Винченцо, говоря, что Алессандро сам связал себе руки? – синьора Полетте повернула голову к Винченцо.