Океан для троих (СИ)

По дороге к семейному храму она думала, что день для октября выдался удивительно хороший, в такие дни все играет на руку, все удается. Даже не вспоминать утренний сон удалось легко и просто.

Церковный неф встретил ее смесью воска, ладана и цветов — жрец успел привести тут все в божеский вид, а незаменимая миссис Тэтчвуд даже расставила горшки с розовыми пахучими лопухами везде, где только можно.

Дороти прошла к жертвеннику, уселась на скамью и вздохнула: ждать жениха не меньше получаса, а согласно обряду невесте покидать храм до завершения церемонии запрещено.

Она пожалела, что не прихватила с собой деловые бумаги. Хотя хороша бы она была — к ней от дверей торжественно идет ее будущий муж, а она торопливо стряхивает с колен расписки за зерно. Впрочем, брак заключался по расчету — со стороны Дороти, и вряд ли по большому чувству — со стороны жениха, если конечно не считать за таковое любовь к деньгам.

Шорох за спиной она списала на сквозняк — окна по случаю празднества оставили открытыми, чтобы дамы в своих корсетах могли дышать вволю.

Когда зашуршало второй раз, а потом что-то звякнуло, Дороти уже начала оборачиваться, но не успела — на шее сомкнулись сильные руки, мир перед глазами потемнел, и последнее, что она успела подумать, что все прекрасные дни в ее жизни заканчиваются как-то не так. А еще что для офицера флота она непозволительно разнежилась в тиши своего поместья и, кажется, сейчас последует расплата…

Когда она пришла в себя, вокруг было темно, пахло рыбой, сыростью и деревом — наверняка опустился вечер, потому что откуда-то тянуло прохладой. А вот темнота объяснялась проще — на глазах у Дороти была плотная повязка.

Сам она лежала на животе. Кажется, на кровати.

Точно, на узкой кровати. Руки были скручены в запястьях и притянуты куда-то к изголовью, а ноги перехвачены в лодыжках — но не так чтоб очень крепко, куда слабее, чем руки.

Судя по тому, что неудобства там, где веревки впивались в кожу, она не испытывала — связали ее недавно, но прочно, без изъянов, в этом она убедилась, попытавшись пошевелиться и перевернуться на спину. Не тут-то было — еще один ремень или веревка прочно притягивали ее к кровати за поясницу.

Дороти выругалась вполголоса, попыталась выкрутиться из пут, не преуспела и остановилась на подумать. Вокруг пахло не сильно приятно, но насквозь знакомо — рыба, дерево, мокрые веревки, специи. Запахи были привычными и даже успокаивали. Она однозначно на корабле.

Судя по мелкой качке — тут Дороти замерла, прислушиваясь, стараясь поймать ритм — корабль стоял на приколе.

Она снова заметалась, но через минуту вынуждена была признать — связали ее бережно и на совесть. Теперь следовало дождаться похитителей, чтобы выяснить, что им нужно.

По любым бандитским меркам Дороти Вильямс была не самым выгодным товаром — дурная репутация, явно попытается бежать, содержать накладно, если только в бочку закатать, денег за нее отсыпят куда меньше, чем неприятностей. “Намного меньше”, — мстительно подумала Дороти, припоминая ухватки будущей свекрови, у которой ни одна медяшка мимо кошелька не пролетала. Особенно чужая.

Однако все же зачем и кому ее красть?

Внезапно за стеной заскрежетала якорная цепь, кровать под Дороти вздрогнула и качнулась — судно снималось со стоянки. Цепь еще выбрали не до конца, а рулевой уже перевалил штурвал, резко, в особой манере — и Дороти потрясенно выдохнула, потому что эту манеру и этого рулевого она точно знала.

Так отчаливал только Фиши, мало того — так отчаливал Фиши в прекрасном расположении духа.

В предательство после года жизни в поместье под одной крышей верилось слабо. Хотя из пирата до конца пирата не вытравишь, но тут скорее было что-то другое — не стал бы Фиши за-ради сотни золотом впрягаться в такое, а значит, все проще… Куда проще.

И в подтверждение догадки за дверью предположительно капитанской каюты, где располагалась та самая кровать, на которой привязали Дороти, раздались очень знакомые шаги — твердые, но тихие, словно бесшумность была многолетней привычкой.

Морено.

Дороти помнила эти шаги, а если бы и запамятовала — сны не давали забыть. Напоминали.

Потом дверь скрипнула, и Черный Пес вошел в каюту. Закрыл дверь, скинул шляпу на стол, отодвинул низкое капитанское кресло и уселся в него, шумно вытянув ноги.

Все это Дороти прочитала по звукам, словно знала наперед каждый шаг, словно не было этого странного нелепого года с делами, поместьем, бумагами, свадьбой…

Она стиснула зубы, чтобы не застонать от бессилия. То, от чего она бежала, само нашло ее. Пришло, когда она уже распрощалась со всякой надеждой и даже мечтать перестала. Пришло, чтобы посмеяться, ужалить побольнее…

А кровать тут пахла потом, табаком и корицей — и как она не заметила сразу, а еще солью.

— Морено.

Сказала, как руку протянула, ожидая ответное привычное “моя прекрасная командор”, но его не последовало.

Морено — а это точно был он — продолжил сидеть в кресле и смотреть на беззащитную связанную Дороти. И молчать.

Стало неуютно.