Океан и Деградация (СИ)

Брук выписали. Я не навещала её. По словам О’Брайена, знаю, что девушка сейчас живет в пляжном домике с Норамом, избегая, видимо, встреч с родителями. Дилан часто ворчит, рассказывая о той радости, с которой миссис Реин забирала документы из школы и подписывала направление на лечение. Я не удивлена. Родители — всё те же взрослые дети, которым присущ эгоизм. Не знаю подробностей, но уверена, что Брук им просто не нужна. Как и Норам. Такое бывает. Как с питомцами. Когда я жила на улице, часто видела старых псов или котов, кошек, которые доживали свои дни на помойках. Однажды при мне такого пса привязали к столбу на обочине. Мы с Анной отпустили его, а он помчался в сторону уезжающей машины. На самом деле, зрелище трогающее до холодного пота. Котятами и щенками они всем привлекательны, а как взрослеют, всё реже вызывают умиления у хозяев, уставших водить питомцев по лечебницам и тратить на них деньги.

Также и с детьми, я полагаю. Они надоедают, когда взрослеют.

Рубби я навещала. Не каждый день, а только после занятий с Мэгги. Выходить лишний раз за пределы дома желание отпало. Из-за необъяснимой тревожности.

Думаю, дочь Эркиза больше не покинет больницу. Она даже подняться самостоятельно не способна.

Практически каждый день О’Брайен срывает голос. Он может прикрикнуть, в частности, на Роббин. Они оба вспыхивают на ровном месте, сразу видно — родственники. Ругаются до бледноты, а под вечер ведут беседы с таким выражением на лицах, словно ничего и не было. Иногда я забываю об их особенных отношениях.

Эркиза Дилан не замечает. На том спасибо. Уж лучше игнорирование, нежели попытки его убить. Я правда страшусь того, что парень в один прекрасный день сорвется и сломает что-нибудь мужчине. Дилан сейчас не стабилен. По опыту могу судить, но, кажется, он пытается снизить потребление. Молодец, только с моей поддержкой ему было бы проще, но он мне не признался, он же у нас вполне самодостаточный мужик (баран).

Как-то на днях я приняла решение зайти к Роббин и обсудить с ней состояние парня, рассказать о том, что знаю, чтобы мы вместе могли контролировать его выходы и правильно оценивать, но в тот вечер, когда я заглянула в спальню взрослых, обнаружила мисс О’Брайен, сидящую спиной ко мне на краю кровати. Она сутулилась, локтями упираясь в колени, голову опустила и одной ладонью поддерживала её, пока пальцами второй вертела что-то возле лица. Она явно чем-то удручена.

И я ушла, не желая негативно влиять на неё своими наблюдениями.

Вся атмосфера нагнетает. Но атмосфера эта в рамках моего восприятия окружающего мира. Не знаю, как себя чувствуют остальные, и не буду навязывать свои необоснованные страхи. Мое подсознание будто ждет чего-то. Нехорошего.

Приоткрываю веки, уставившись в зашторенное окно, за которым ярко слепит свет от фонарного столба. Сна не в одном глазу. Сердце панически колотится. Но ведь ничего не происходит. Что вызывает волнение?

Приседаю, окинув взглядом погрязшую во мраке комнату. Конечно, в итоге я вернулась спать с О’Брайеном. Беспокойство приобретает особую силу, когда я нахожусь наедине с собой.

Роюсь ладонью под подушкой, находя телефон. Свечение экрана выжигает глаза. С прищуром нахожу показатель времени, слегка оторопев: уже половина второго ночи, я намеренно зафиксировала, когда Дилан вышел из комнаты, и, выходит, прошло уже больше часа. Поднимаю взгляд на приоткрытую дверь и, не мешкая, слезаю с кровати, зная, что всё равно никого нет дома, кто мог бы улучить парня в странном поведении.

Только я.

Выхожу в коридор, обратив внимание в сторону ванной комнаты. Свет линией льется в щелке над порогом. Спокойным шагом приближаюсь к двери, не слышу шума воды. Чем он занимается?

Но улавливаю хриплый кашель.

Открываю дверь, морщась от света, и смотрю на О’Брайена, стоящего возле раковины. Он, кажется, вовсе не замечает моего присутствия. Продолжает тяжело дышать с нажимом, словно что-то застряло у него в глотке.

— Дилан? — даю о себе знать и прохожу в ванную, прикрывая за собой дверь.

О’Брайен искоса смотрит на меня, с заметным обречением вздохнув:

— Всё хорошо, — кашляет, склоняясь над раковиной. Хмурюсь, не на шутку пугаясь того, как дрожат его руки, и потому начинаю метаться взглядом по помещению, в поисках чего-то, внешне напоминающего аптечку, но даже с её наличием не смогу с точностью понять, что может помочь Дилану справиться с судорогой.

Подхожу к О’Брайену, взволнованно коснувшись плеча ладонью. Не успеваю толком выдавить что-нибудь дельное, Дилан перебивает мои мысли:

— Справлюсь, — он говорит со мной так, словно давно уже признался в своей зависимости. Полагаю, его успокаивает такой вид общения, но я чувствую себя гораздо хуже. Крепко сжимаю плечи молодого парня, встав за его спиной, и пристально наблюдаю за выражением лица. Дилан морщится. Веки сдавливает, в попытках справиться с головокружением. Держится за край раковины. Меня пронизывает его дрожь, но храню моральную стойкость, замечая, как проступает пот на лице парня. Видимо от подскочившей температуры. Слабость и жар.