Океан и Деградация (СИ)

— Не знал, что ты такая легкая, — хмурится, поражаясь своим же мыслям. — Я, конечно, догадывался, но это пиздец, Тея, — дает свое заключение, отбросив мысли, когда голова девушки вновь запрокидывается, и ему приходится дернуть девчонку, заставив вернуться в сознание. Встает. Спокойно держит Тею под руки, сам не понимает, удивляться ли ему или… Как отреагировать? Она слишком легкая. Почему данный факт настолько выбивает из колеи?

Сжимает её плечи, повернув всем телом к столу, и Тея пытается напрячь вялые ноги, чтобы делать шаги. Сжимает и разжимает веки. Руками тянется к спинке стула, на котором обычно сидит Роббин, но сейчас ей требуется как можно скорее расслабиться.

— Тебе нужно поесть, чтобы появились силы… — Дилан отодвигает стул, желая помочь девчонке сесть, но голова той вновь запрокидывается, а тело валится от слабости. Парень морщится, не успевая сообразить, но кое-как удерживает девушку, подтянув спиной к своей груди:

— Эй, ну харе уже, — это нехорошо.

И вздыхает.

Тут без кофе точно не обойтись.

***

Бесконечное жжение внутри тела. Органы ноют, чувствую, как печень покалыванием вызывает тошноту. Желудок сворачивается. От голода усиливается головная боль, но моя первая мысль после пробуждения — это удивительно. Удивительное состояние, ни с чем не сравнимое и с трудом поддающееся описанию. Поворот головы — моментальное головокружение. Давление на грудную клетку. Сердце медленно, но грубо стучит, отбивая ребра. Оно словно встревает в горле, и мне не удается его проглотить. Лежу. Смотрю в потолок. В комнате горит настольная лампа. За окном темно. Вечер?

Пытаюсь пошевелиться — тут же пронзает судорога. Чувствую, как ноги дрожат, когда сгибаю их, чтобы приподняться на локтях. Руки трясутся. Морщусь, сжав веки, дабы видеть темноту вместо светлых бликов. Удается сесть, удается удерживать тело на слабых руках. Смотрю перед собой, проверяя свою способность фокусироваться на отдаленных и приближенных предметах: концентрирую взгляд то на стене, то на дрожащих коленях. Дыхание хриплое, тихое. Поворачиваю голову, всё ещё плохо осознаю окружающую действительность. На тумбе стакан с водой, открытая упаковка лекарств. Я принимала их? Не помню, чтобы приходила в себя.

Слышу классическую музыку. Роббин? И шаги. Доносятся со стороны темного коридора. Сколько времени?

— О, ты проснулась, — нет, это не голос Дилана, но он знаком мне. Щурюсь, приглядываясь к парню, который заглядывает в комнату, одной ногой переступив порог, а он будто понимает, что мне тяжело опознать его, поэтому указывает на себя ладонью:

— Дэн. Как Дэниэль, — улыбается. Моргаю. Наконец, избавляюсь от зрительной расплывчатости и слуховой изоляции, подавляющей любые звуки. Смотрю на парня, с равнодушием изучая его, ведь не совсем понимаю, что… Происходит.

Дэн делает шаг в сторону, отвернув голову — и в комнату заглядывает О’Брайен, оценивающим взглядом рассматривая меня. Ожидаю, что он сейчас скажет что-нибудь недовольное, но он обращается вполне спокойно к другу:

— Там пиццу привезли, — улыбается с того, как Дэн срывается с места, поспешив к лестнице. Дилан опирается ладонью на дверной косяк, с таким же приподнятым настроением обратившись ко мне:

— Я принесу чай, — не успеваю дать какой-нибудь ответ. Я ещё плохо соображаю. Парень разворачивается. Уходит. Дверь не закрывает. Музыка играет. Роббин вновь чувствует себя плохо?

Опускаю взгляд. Анализирую свое состояние. Мне определенно нехорошо, но это так приятно. Меня ненадолго оставляют одну. Мне хотелось бы дольше побыть в одиночестве и относительной тишине, чтобы насладиться теми отчаянными ударами в груди, что вызывают пульсацию в глотке. Невероятно.

Дилан возвращается. Подходит к кровати, протянув мне кружку с чаем. Я пытаюсь взять её одной рукой, но та слишком дрожит, поэтому сначала двигаюсь ближе к изголовью, чтобы иметь опору для спины, и тогда принимаю чай, изучая ломтики лимона. О’Брайен наклоняется, без разбора трогая упаковки с таблетками:

— Я понятия не имею, что ты там принимаешь, когда оказываешься при смерти, так что принес тебе всё, что было помечено твоим именем…

— Не говори, — пристально смотрю на него, с тревогой глотнув воды во рту. Дилан переводит на меня спокойный взгляд, подняв брови, и не даю ему уточнить, о чем я.

— Не говори своей маме, — прошу, сжимая пальцами горячую кружку.

— Прости, ей сейчас не до тебя, — с демонстративным непринуждением парень сует ладони в карманы штанов, начав крутиться на месте, без интереса оглядывая комнату. — Она пришла с работы уставшая, поэтому сразу отрубилась.

— Не говори, — не хочу умолять, но. — Я не хочу возвращаться в больницу, — признаюсь в своем страхе, активно заморгав, чтобы справиться с очередным приступом темноты в глазах. О’Брайен опускает на меня взгляд. Смотрит в ответ. Молчит. Приседает на одно колено, вынув руки, и опирается ими на край моей кровати, теперь смотрит на меня с проявившимся в глазах знакомым довольным огоньком:

— Давай так, — предчувствую требования, поэтому обеспокоенно ерзаю на кровати, с тревожным ожиданием смотря в ответ.