Океан и кораблик

За окном капал дождь и шумел океан, разбивая о каменный берег мощные волны. Океан здесь шумел день и ночь. Скоро закончат строительство мола, и Бакланы будут хоть немножко защищены от океана. Зачем я приехала сюда? Почему не захотела остаться под Москвой? Нет, зачем-то мне понадобилось ехать на Камчатку! Как меня Августина уговаривала не ехать сюда. Но я не послушалась... Мне хотелось плакать. До чего плохо, до чего одиноко. Если бы я только могла сейчас очутиться дома, на Комсомольском проспекте. Вместе с дорогой своей мамой Августиной. Если бы папа не умер. Отец мой, родной, любимый отец, зачем ты ушел так рано?! Кто у меня есть? Никого у меня нет, я совсем одна!

* * *

А на следующее утро, только мы позавтракали, за мной пришел дядя Михаил. Его привели Иноккентий и Юра.

Он стоял и, доверчиво улыбаясь, смотрел на меня, высокий, худой, сутулый старик с морщинистым узким лицом и добрыми светло-серыми глазами. Густые седые волосы растрепались от ветра. Он не носил шляпы. Если бы мойотец дожил до старости, он был бы в точности такой.

Дядя Михаил сразу узнал меня по сходству с его младшим братом.

- Вылитый Саша, когда ему было восемнадцать лет! - воскликнул он растроганно и грустно. Мы обнялись и трижды расцеловались.

- Я похожа на папу,- сказала я, не выпуская его руки.

- Так я и не повидал своего племянника. Сорок лет никуда не выезжал с Камчатки. Больше сорока. Ну что ж, бери свои вещи и пойдем к нам.

- Но, дядя, я бы хотела остаться здесь до отъезда... Ты познакомься с моими друзьями: Лена, Миэль и Костик. Они несовершеннолетние, понимаешь...

Дядя пожал каждому руку. Они во все глаза смотрели на доктора Петрова.

- Не уходи, Марфенька! - взмолился Костик.- Как уйдешь, опять будут всякие боцманы с водкой приходить.

- Видите,- сказала я. Лена и Миэль только сопели. Может быть, они-то предпочли бы взамен меня боцманов, хотя бы и с водкой?

Тогда вмешался Иннокентий:

- Даю слово каждый вечер заглядывать к твоим друзьям. Никто с водкой сюда больше не придет. А сейчас, Марфенька, тебе надо идти. Не лишай дедушку удовольствия наговориться с тобой. Ведь "Ассоль" скоро выйдет в море, и вы опять расстанетесь надолго.

- Вы обещаете, Иннокентий Сергеевич?..- Я нерешительно взглянула на Костика и Миэль. Их мне было особенно жаль.

- Я же дал слово. Буду заботиться о своих несовершеннолетних соседях.

- Марфенька будет нас навещать,- успокоила Костика Лена Ломако. Она была как на иголках. Ей очень хотелось, чтоб я ушла. Может, она жалела, что я заменила Нину Ермакову с ее моряками, которые теперь и глаз не казали?

- Костик будет приходить к тебе вместе с Юрой. Смогут и переночевать остаться,- продолжал Иннокентий. И это решило дело.

Я быстро собрала вещи, расцеловала Костика, Миэль, Лену. Иннокентий взял у меня чемоданы.

Улица была залита солнцем. Омытое вчерашним дождем небо безмятежно синело. Перед домом стояла "Волга". Шофер, молодой коряк, улыбаясь, открыл нам дверцу. Юра прижался к отцу. Они стояли у подъезда. Проводить меня выскочила и Лариса.

- Какая ты скрытная,- упрекнула она меня,- я только сегодня узнала, что ты внучка Михаила Михайловича... Здравствуйте, доктор, вот у вас будет наконец действительно родная внучка. А то всю жизнь возитесь с чужими людьми.

- Поезжай, Долган...- попросил Иннокентий.

Мы с дядей уже сидели в машине. Она рванулась с места. Лариса и Лена помахали мне рукой. Миэль, кажется, заплакала. Костик крикнул вслед, что скоро придет.

- Рената Алексеевна тоже вчера приехала,- сказал дядя.- Там письмо Реночки - выговаривает нам всем, что плохо тебя встретили. Но никто не знал. Я ведь каждый день звонил Кафке, справлялся, не приехала ли. Вот как неладно получилось, Марфенька.

- Я не знала, что вы звоните. Не сердитесь, пожалуйста.

- Мы-то не сердимся. Лишь бы ты не обиделась. Мы все очень тебя ждали.

Когда мы вышли из машины, в дверях коттеджа стояли улыбающиеся супруги Тутава. Оба радушно приветствовали меня, оба расцеловали, как родную, потому что родным для них был доктор Петров.

Квартира родителей Ренаты встретила меня солнцем, чистотой, запахом цветов, блеском промытых листьев. Над каждым окном матово-молочные длинные лампы дневного света - подсветка для горшечных растений в долгие вечера и зимние камчатские дни.

И много, много книг, стеллажи с пола до потолка, не менее двух стен в каждой комнате. Я исподтишка жадно оглядела их: найдется, что почитать.

Мне отвели отдельную комнату - Реночкину, уютную и добрую. На стенах висели холсты Ренаты, в основном масло и несколько акварелей...

Над узкой деревянной кроватью - портрет Иннокентия акварелью, каким его видела Рената Тутава.

Я только мельком взглянула на него и тотчас вышла ко всем в столовую. Там был сервирован праздничный стол, кого-то ждали. Я села рядом с дядей на диване.