Дойдя в своем рассказе до этого места, Мальшет стал так хохотать, что вынужден был остановиться. Зеленые глаза его, резко обведенные черными ресницами, буквально искрились от смеха. Дело в том, что никто на «Дельфине» понятия не имел, на какой широте и долготе расположен этот советский остров. Единственно, что они знали о лунном острове (от англичан), что он советский и на нем удобно организовать станцию. И что англичане очень огорчались, что остров Мун уже «застолблен». Не спрашивать же у них, где этот остров?
— Как же вы его нашли? — усмехнулся Иннокентий.
— Вы радировали, что на Течении находится остров и «Ассоль» несет на него. Но мы были слишком далеко от вас — едва перешли северный тропик. Затем нарушилась связь.
Увидев нашу плотину, комиссия пришла в неописуемый восторг. Они с уважением посматривали на нашего капитана: спас судно, затем сделал все возможное, чтоб оживить его, хотя в такой беде было бы извинительно и опустить руки.
Мы остановились перед плотиной. Вода уже почти не просачивалась сквозь нее. Отверстия в плотине успело затянуть илом, водорослями и песком. А вода в озере все прибывала. Скоро придется спускать.
— Ну и молодцы, времени не теряли! — с жаром воскликнул Мальшет.
Капитан Шалый, хотя и более флегматичный, тоже не выдержал и от всей души пожал Иче руку.
Подошли к «Ассоль», и у комиссии отнялся язык. Совершенно потрясенные, они обошли судно. Санди стал фотографировать его во всех ракурсах. Потом отбежал назад и сфотографировал «Ассоль», стоящую на земле, настороженную, как огромная птица, готовая взлететь.
— Это ж надо, не потеряла остойчивости, не опрокинулась! — поражался Шалый. Он стал расспрашивать Ичу о подробностях.
Ича рассказал, как они с рулевым Цыгановым изо всей силы повисли на штурвале и переложили руль до предела вправо. Как удалось поставить телеграф на полный вперед… Дальше я, к своему удивлению, узнала, что на подходе к острову «Ассоль» получила страшную пробоину над самой ватерлинией, и команда судна, рискуя быть смытой в океан, мужественно залатала ее. Особенно отличились боцман Чугунов, Анвер Яланов и Иннокентий.
По словам Ичи, в некоторых местах острова и на подходах к нему сила ударов волн достигала 60 тонн на квадратный метр. От нас, женщин, это все тогда скрыли, чтоб не пугать.
— Дорогие мои, да вы ж были на волосок от смерти! — простонал разволновавшийся вконец Мальшет. Эти слова он повторял несколько раз за вечер.
А Санди стал фотографировать нас всех подряд, поодиночке и скопом. Поднялись на палубу, познакомили со всеми, кто оставался и ждал гостей «дома». Когда Ича назвал фамилию Яланова, Мальшет не выдержал и немедленно потащил его в сторону, расспросить без помехи о том, как моряки с «Зимы» открывали остров Мун.
Я стояла рядом с Елизаветой Николаевной (и муж и друзья называли ее Лизонькой, или Лизой, и я буду ее так называть, хоть за глаза) и, улыбаясь, смотрела на Филиппа Мальшета. На него приятно было смотреть, столько в нем жизненной силы, уверенности, увлеченности своим делом. Как он ерошил свои рыжеватые волосы и каким зеленым светом горели его яркие глаза. Им можно было залюбоваться. Я почему-то перевела взгляд на Лизу. Впрочем, я знала от Ренаты, что Лизонька любила когда-то Мальшета и ее муж Фома Шалый добивался ее любви лет шесть или семь.
Лиза тоже смотрела на профессора Мальшета, но это уже не был взгляд влюбленной женщины, так смотрит старшая сестра на умного и обаятельного брата, которым она привыкла восхищаться и многого ждать от него. Верить в него. Хорошо она на него смотрела: добро и уважительно. И, может, только легкий налет печали в этом взгляде, делавший его каким-то беззащитным (такой взгляд бывает у близоруких, когда они потеряют привычные очки), говорил о том, что любовь не может пройти бесследно для человека. Наверное, уже редко она на него так смотрела и мне лишь случайно выпало видеть этот взгляд.
— Филипп, потом поговоришь, — перебил Мальшета Фома Иванович, — давайте закончим осмотр корабля.
Они осмотрели «Ассоль», познакомились и поговорили с каждым из экипажа (Мартин Калве еще раз рассказал им, как Ича провел «Ассоль» через подводные препятствия и не дал ей повернуться бортом к волне).
Так как скоро стемнело, а Валерка с помощью Миэль приготовил праздничный ужин, то гости с «Дельфина» согласились остаться у нас ночевать.
Разместили всех удачно. Ича уступил свою каюту капитану Шалому с женой, а сам перешел в библиотеку на диван. Мальшета устроили в большой каюте начальника экспедиции вместе с Иннокентием, а дядя перешел на эту ночь ко мне, благо у меня, кроме койки, есть еще диван. Санди к Сереже Козыреву, а боцман ушел спать в кубрик, где достаточно свободных коек и для матросов с «Дельфина».
Вечером задали такой ужин, что гости стали вызывать кока. Валерка уже сидел со всеми за столом, сняв халат, он был польщен и, как артист, раскланивался направо и налево. Однако по-честному признал, что к доброй половине блюд он не имеет отношения. Похлопали и Миэль. Она разрумянилась и похорошела. Некоторые откровенно ею залюбовались.