И пусть убивает смех
Предательством в острый меч.
Блистая улыбкой им,
Мы учимся побеждать.
Ведь ночью уже не спим,
За все пытаясь прощать.
Когда уступает тьме
Лишь новый живой рассвет,
Остатками на стекле
Малиновый стойкий цвет,
Находим себя. Согреть
бы все эти этажи…
Души открывая клеть,
Мы учимся просто жить.
Рецепторы
Скопление не выброшенных мыслей,
Которые цепляются заплаткой,
В далеких звуках правильности смыслов
Меняют все рецепторы на «сладко».
И кажется все сказочно-чудесным,
Прелестным, удивительным, счастливым,
Уже не отстранено-неизвестным
В дождливости весеннего прилива.
Простукивая каждый миллиметр
От сердца молотком, идя по вене,
Срывают безобразные лангеты,
Всё больше обнажая дрожь на теле.
Стучи, кричи и бейся – бесполезно,
В мучительном сегодня – реж, грызи.
Сознание включило сдвиг – «прелестно»,
Откидывая ада этажи.
И буду я летать себе в мечтах,
Сдувая с пальцев розовую пену,
И по холодным лужам в сапогах,
Чтоб отлетали брызги до колена.
Скопление не выброшенных мыслей,
Которые цепляются заплаткой…
Холодный душ извилины как стиснет —
Обратно все рецепторы на «гадко».
Сгорела звезда
Сгорела уже, пустилась по ветру пылинкой,
Сгорела, пропала, не значима больше для света.
И скрыться в прожорливом клюве птичьей начинкой,
Под темным пустеющим небом ею не гретым.
Разбилась в дали высвечивая горизонты,
Глаза уже сами за ней и желание пишут.
А может , авось, и сбудется, стерпит экспромты…
По небу остатки хвоста все ниже и ниже.
Пропитана вся присутствием тёмной Венеры,
Её отражений искринки в холодных пустотах
Плывут полсекунды, не выдав и капельку веры,
Что с неба и сбудется, в сумку на сыграных нотах.
Она так наивно загадывает, улыбаясь,
Упавшей звезды мгновения ловит глазами,
Вот только осколков разбитых песком под ногами
Никто и она в том числе не замечает.
Заглядывая на небо сгоревшему пеплу,
Ресничками машет хвостатым, смешные приветы.
Не зная ,что та, пылинкой пустилась по ветру,
Сгорела, пропала, не значима больше для света.
Я танцами живу
Я танцами живу, мой строгий критик,
В поставленных ролях тобой, кручусь,
В них звуков много странных, ритмов сбитых,
Но пред тобой я все равно верчусь.
Взмываю в высь под купол без страховок,
А ты внизу нахмуриваешь брови,
Что вроде бы мне мало подготовок,
И кажется не знаю я основы.
А я лечу под музыку, как птица,
Улыбками одариваю землю,
А ты мне : «тебе надо подучиться!
Улыбок в этом жанре не приемлю!»
Но я живу танцуя, кружит ветер,
Сценариев теряются страницы,
И смотрят очарованные лица:
И всё же мир без занавеса светел.
Я танцами живу – душой и телом,
И, знаешь, роли можешь все продать!
Балетки отберешь? ну что же делать…
Я босиком, но буду танцевать!
* * *
Горного сна исток
в сердце течет, причем,
если весна – цветок,
медленно распускающийся
под не гаснущим
лучем
света; и неистово горячо
дым выдыхать,
мысленно задевая
неба линию, как плечо;
будто еще глоток – и июнь,
и мир улыбается,
словно теперь он стал
чуть менее
обречен.
Падший ангел
Струится белый свет, и плыть, и плыть бы в нем
Так до исхода лет, ведь в славном свете том
Исхода нет, но
Белокрылому на землю захотелось, знать,
Ему влюбленному парить, не спать, летать
Хотелось.
Всё от любви летать, а не от света белого до пят.
Желанию под стать поддался и не свят
Он больше.
Опали крылья, в пепел на земле сгорели,
В воздух пылью до небес взлетели и осели
Навсегда.
А в сердце стон и боль, подбитый разом:
Он влюблен, бескрыл (почти обезображен)
Стал.
К возлюбленной пришел, через порог ступил,
Но взгляды по косой: другой под боком, ты не мил,
Не нужен.
Посмотри, я еще жива
Посмотри, я еще жива
В свете томности звездной пыли,
В тёмных бликах немеют слова —
Прогоревши, почти остыли.
Лепестки подгоревшие – боль
Отлетают в бескрайнюю пропасть,
Всё до капли страсти размах,
Всё туда же вместе со мной.
Посмотри, я еще жива:
Я дышу, и пишу, и чувствую,
Хоть побита моя душа
Запятой твоего присутствия.
Я вдыхаю сухой оскал
В многоликом твоем сознании.
Но скажи же в каком понимании
Я жила! Или ты устал?
Цветок во льдах
Во льдах нестерпимого холода приют.
В снегах и вьюгах мерзнущим котенком.
Там зим длиннющих оды льются звонко
ветрами. Они роняя холод, очень ждут
и треплют ветхий стебелёк
cвирелевой балладой.
Во тьме покорной пленницей зовёт
огнеподобный желтый солнца шар,
Лучами лед и снег оближет жар.
Мы пережили этот жуткий лед, —
Воспели б лепестки, увядши,
и опали.
Там круглый год пожаром пышет лето,
Там за роялем музыкант глухой
Уже давно бесчинствует, портреты
Художник мажет красками слепой.
Они – два друга вечно, нерушимо,
Общаются как, Бог их разберёт.
Но музыкант по клавишам бьёт мимо,
Ну, а художник кляксы льёт и льёт.
Звезды умели звенеть
Весь залп иссяк, раздробленный в ночи.
И всякий гул их трескается впредь,
и не звенят они, уже почти истощенны,
торопятся скорее потускнеть.
Не умолкает гордая луна,
баюкая вечерние печали,