Океан между

Весь дом давно уже спал. Тинэйджеры растворились в темноте и даже метель утихла, оставив после себя лишь завораживающее падение больших подсвеченных синими уличными фонарями хлопьев, тихий шорох которых смешивался с шепотом любовников, погруженных в глубокое одиночество вдвоем.

– Ты боишься одиночества? – спросил он Лану.

– Наоборот, я его обожаю, – проворковала она, лежа у него на груди. – Но еще больше я люблю, когда рядом есть кто-то, кому я могу рассказать, как я его обожаю.

– А я всегда жутко боялся, когда родители оставляли меня одного. Я сразу представлял, что бандиты откроют дверь и поймают меня. Я даже придумал, как избавиться от этого страха. Я выключал везде свет, забирался под стол с изогнутыми ножками в самой дальней комнате, накрывался старым ковром, оставляя лишь маленькую дырочку, чтобы наблюдать за происходящим, и лишь тогда чувствовал себя в безопасности. Если кто-то придет, думал я, он никогда меня не найдет. Странно, но сейчас у меня точно такое же ощущение.

– А я играю роль старого ковра, – в шутку предположила она.

– Очень может быть, – ответил он. – Ковер играл роль самого безопасного места, из которого когда-то вышел человек. И это место – женщина. Недаром же я себе дырочку для обзора оставлял.

– Ну, спасибо! Такого сравнения я не ожидала.

– Не сердись. Я и сейчас люблю выключать свет во всех комнатах и сидеть в полной темноте один.

– Как много между нами общего!

– Да. Нам обоим в жизни нужен рядом мягкий и покладистый человек, который будет мириться со всеми нашими недостатками. А для тебя еще нужно, чтобы у него было много денег.

– Кажется, такой у меня уже есть…

Никита не стал уточнять, о ком она говорит, ошибочно приняв ее слова на свой счет.

День Рождения

На следующий день девочки решили справить день рождения Любы. Никита великодушно предложил помочь со столом и спиртным. Люба попыталась отказаться, но Никита убедил ее, сказав, что он все равно должен подарить ей что-то, так пускай стол и будет подарком.

Они съездили в центр города и купили кучу разных полуфабрикатов и готовых салатов, что привело девушек в полный восторг, так как отпадала необходимость готовить все это самим.

В гости были званы школьные подруги и друзья. Чтобы все приглашенные поместились, пришлось к раздвижному полированному столу из большой комнаты добавить кухонный столик. Скатерти в доме не оказалось, поэтому закуски и посуду ставили прямо на стол, что придавало ему неприлично голый вид.

В последнее время Никита стал задумываться, почему в России любой праздник требует застолья с обильной едой и выпивкой. Западный фуршет никак не хочет приживаться на российских просторах. Возможно, еда и выпивка с бесчисленными тостами по кругу являются главным народным развлечением: первый тост за именинника, второй – за родителей, третий – за всех присутствующих дам, десятый – вообще за все хорошее, двадцатый – чтобы каждый из собравшихся вспомнил, а за что, собственно, все сегодня пьют.

К шести стали собираться гости. Никиту знакомили с каждым, не сообщая, кто он и откуда. Более того, Лана почему-то попросила его не показывать очень уж откровенно степень их близости, чтобы все подумали, будто он приятель именинницы, которой не пристало быть одной в столь торжественный день. Никита честно пообещал Лане маскироваться изо всех сил.

К семи часам друзей и знакомых набрался полный дом, а гости еще продолжали прибывать. Никита чувствовал почти физические страдания от необходимости поддерживать непринужденный разговор с людьми, чуждыми ему не только по возрасту и образованию, но и по взглядам на окружающий мир. Несмотря на то, что он прекрасно умел мимикрировать и приспосабливался к любому собеседнику, он все чаще и чаще ловил себя на мысли: а, собственно, зачем ему это надо? В юности он думал, что это потребуется, чтобы как-то лучше устроиться в обществе, завоевать в нем более высокие позиции. Однако теперь, когда он стал морально и материально вполне независимой личностью, он все чаще стал уходить от общения с неинтересными ему людьми, просто отмалчиваясь в их обществе, чем, к своему удивлению, приобретал еще больший авторитет.

Однако теперь ситуация была несколько иной, и просто отмалчиваться в компании молодых людей он не мог. Он чувствовал себя в несколько враждебном окружении и совсем не хотел высокомерным поведением привлечь к себе излишнее внимание.

Самолетову пришлось вспомнить старую способность завораживать собеседника умной беседой, как бы играя с ним в пинг-понг мыслями и понятиями – спокойно, не роняя мячик, даже если гораздо менее ловкий противник ошибется при ударе, чем доставлял собеседнику удовольствие от увлекательной, не прерываемой досадными паузами игры.