Океан сказаний. Необычайные похождения царевича Наваханадаты

Подошел ко мне лебедь мой и сказал: «Встань, что убиваешься ты так по детям погибшим?! Пока мы живы, еще будут у нас ребята-лебедята». От таких-то слов будто стрела мне сердце пронзила, и подумала я: «Будь прокляты мужчины! К своим собственным детям нет у них ни любви, ни жалости. Только у женщин может быть подлинная любовь. Что за толк мне в таком муже! Зачем мне это несчастное тело!» Так подумав, с великой верой в сердце поклонилась я Шиве и на глазах у мужа там же кинулась в воду с мыслью: «Царевной, помнящей прошлое, стану я в новом рождении». Но все еще помню я мужскую жестокость, а раз помню — никто моей душеньке не нравится, и потому не хочу я замуж идти, а что потом будет, то от судьбы зависит». Так вот царевна говорила моей дочери по секрету, а уж дочь моя пришла ко мне и все это пересказала, и все, что я знала, как ты стал спрашивать, все тебе рассказала. Видно, будет эта царевна твоей женой будущей, ибо, как вижу я, есть у тебя в лице приметы, и тилак, и прочее будущего повелителя всех видйадхаров — так мне ранее было открыто божественным Шамбху. Может, ради этого и привел тебя сюда творец? Поживи покуда у меня, а там посмотрим, что будет!» С этими словами угостила их старушка, и провел ту ночь Нараваханадатта вместе с Гомукхой под ее крышей.

На следующее утро, обсудив с глазу на глаз с Гомукхой, что да как делать, нарядился сын повелителя ватсов великим подвижником. Пошел он с Гомукхой к царскому дворцу и, поминутно восклицая: «Ах, лебедушка! Ах, лебедушка!» — стал бродить у дворцовых ворот, а народ на него во все глаза глядит. Выбежали на шум из дворца служанки, подивились на него, а потом царевне Карпурике и рассказывают: «Видели мы, несравненная, у ворот у дворцовых молодого подвижника с приятелем, а тот подвижник красоты невиданной и все день и ночь повторяет удивительную мантру, всех жен-шин заворожившую: «Ах, лебедушка! Ах, лебедушка»!

А царевна-то ведь сама в прежнем рождении лебедью была, и, услыхав об этом, заинтересовалась, и велела служанкам привести того красавца к ней. Привели его к ней, и увидала она его словно бы нового Смару, Бога любви, принявшего на себя обет поклонения Шанкаре, облаченного в наряд безупречной красоты, и сказала ему со взором, преисполненным восхищения: «Что это ты ходишь да кричишь все: «Ах, лебедушка! Ах, лебедушка!?»» А он ей опять на эти-то слова: «Ах, лебедушка! Ах, лебедушка!» Тогда Гомукха, с ним бывший, объяснил ей: «Все расскажу я тебе, божественная, все поведаю, слушай только внимательно. По воле кармы был он в прежнем-то рождении лебедем. И случилось еще, что океанской волной унесло ребятушек-лебедятушек, а лебедушка, от горя вне себя, и сама в море кинулась. Тогда, удрученный разлукой, преисполненный отвращения к своему птичьему рождению, возжелавший расстаться с бренным телом, задумал так: «Пусть стану я в будущем рождении царевичем, помнящим свои прежние рождения, и пусть там у меня будет жена добродетельная и помнящая прежние рождения!» Вот так задумав, тело посвятив Шанкаре, измученный разлукой, бросился в пучину морскую. Теперь же, прекрасная, родился он в Каушамби сыном повелителя ватсов, царевичем Нараваханадаттой, помнящим прежние рождения. «Будет он повелителем царей видйадхаров», — раздалось с небес, как только царевич родился. Когда же достиг он юности, то, видно, по божьей воле женил его отец на божественной Маданаманчуке, а потом дочь Хемапрабхи, повелителя видйадхаров, Ратнапрабха сама избрала себе в мужья Нараваханадатту. Но только как вспомнит он о лебедушке, бежит от него счастье. Так он мне сам об этом сказывал.