Океан славы и бесславия. Загадочное убийство XVI века и эпоха Великих географических открытий

К моменту заключения Дамиана в тюрьму в 1571 году Симан уже почти 20 лет провел в изгнании в Испании и Италии; это означает, что он возобновил свои обвинения против Дамиана дистанционно, будучи вызванным для дачи показаний в Толедо. События, приведшие к его выдворению, известны лишь частично: все началось во время встречи основателей общества иезуитов в Риме в 1551 году для разработки конституции ордена, где подспудно зревший конфликт между Родригешем и остальными вышел на поверхность. Многие обвиняли Симана в попытке отнять власть у Лойолы или даже отделиться, чтобы создать свой собственный орден; сам он, в свою очередь, жаловался, что его подразделение, имеющее связи с португальской короной и растущей португальской торговой империей, субсидирует всю деятельность организации, и что, возможно, ему следует обрести самостоятельность. Лойола решил пойти кружным путем – назначить нового ректора в иезуитском колледже в Коимбре, а затем сменить Симана на посту главы португальского отделения, не ставя его в известность напрямую. Его самых верных сторонников изгнали из ордена или отправили за границу, а сам Симан был осужден португальским судом и препровожден в Рим для разбирательства. Он писал Лойоле, умоляя не верить многочисленным клеветническим измышлениям в его адрес, однако точный характер этих обвинений неясен, поскольку многие письма Симана к Лойоле, а также другие документы, связанные с разбирательством, исчезли, несмотря на то что хранились в самой секретной и охраняемой части архива иезуитов. В итоге Симана приговорили к тихой безвестной жизни в нескольких иезуитских учреждениях в Италии и Испании. Так он и жил, пока – как следует из неопубликованного жизнеописания Симана в Торре-ду-Томбу – не вернулся в Португалию в конце 1573 года, за несколько месяцев до смерти Дамиана[343].

Остается вопрос с противоречивыми сообщениями о смерти Дамиана, одно из которых предполагает, что его задушили, но не дает информации сверх этой, а другое рассказывает, что тело было найдено обгоревшим, но не упоминает про удушение. Несмотря на то, что между смертью Дамиана и публикацией сообщения об удушении прошло более 25 лет, в остальном детали его жизнеописания вполне точны; их могли получить с помощью связей антверпенского издателя Христофора Плантена, который регулярно общался с Лиссабоном, а также работал с Арнольдом Милиусом, напечатавшим это жизнеописание. Что касается вопроса смерти Дамиана, то одни аспекты этого сообщения неточны (маловероятно, что виновниками были слуги, если учесть, что суд лишил его всего имущества), а другие сомнительны из-за расхождений с другими свидетельствами.

Но что, если эти показания не противоречат друг другу, а просто являются двумя фрагментами картины, вроде бы не имеющей никакого смысла? В реальности существовали обстоятельства, при которых было принято задушить человека, а затем предать тело огню: это стандартное наказание для людей, осужденных инквизицией за ересь, которые, тем не менее, признали свои грехи и раскаялись. Приговоренного душили в качестве акта милосердия, поскольку он сознался и покаялся; а тело сжигали как публичное предупреждение для других. Таким образом, комбинированная смерть Дамиана могла выглядеть идеальным убийством в глазах человека, который полагал, что еретик не получил заслуженного, который пылал неугасимой ненавистью и был готов действовать вне рамок закона, чтобы добиться справедливости, как он ее понимал.

Одна история, записанная в середине XVII века, которая фиксирует смерть Дамиана и выдвигает предположение, что его умерщвление в значительной степени совпало с аутодафе в Лиссабоне, не заслуживает доверия в деталях, но не исключено, отражает слухи того времени, что смерть де Гойша считали казнью еретика. Смерть Дамиана действительно почти совпала с убийством 57 человек – 39 мужчин и 18 женщин, – сожженных в Лиссабоне на следующий день, 31 января 1574 года; эта казнь стала первым подобным событием за последние семь лет. Полусгоревший клочок бумаги в руке Дамиана, упомянутый в другом сообщении, также может оказаться важным ключом. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, что было написано на том обрывке, но, возможно, нам это и не требуется: в сообщении нет никаких попыток определить содержание документа. Важной деталью является тот факт, что он наполовину сгорел, и, возможно, именно это заставило наблюдателя обратить на него внимание: то, что огонь не уничтожил бумагу до конца, говорит, что кто-то был рядом и потушил его – возможно, человек, который не хотел, чтобы пламя, выполнив свою задачу по сожжению тела, разбудило других людей, спавших в доме[344].