Океан веры

^{Н. К. Рерих. Гибель Атлантиды. 1929}

Причем, если мы прочертим их маршруты от конечной цели их путешествия до исходной точки, то последней окажется — правильно! — Антарктида. Так, Маке-Маке, великий бог-просветитель острова Пасхи, прибыл в Океанию с запада, с канувшего в морскую пучину острова Моту-Марио-Хива. Напротив, первый инка Манго Калак и мексиканский Кетцалькоатль приплывают с востока, а Оаннесс, которому обязаны своей культурой шумеры, приходит из-за южного моря, как и добравшийся до земли тамилов Тамалахам.

^{Статуя Платона}

Если же вернуться во времена, предшествовавшие катастрофе, из-за которой Север и Юг поменялись местами, то Атлантида, она же Антарктида, окажется «крайней землей» — «ультима туле», концом географии греков и римлян, самой северной из известных античности территорий, возможно, Гренландией или Исландией. Или мрачной Гипербореей, где, согласно Геродоту, воздух наполнен гигантскими летающими перьями, мешающими проникнуть в те области, и где у спуска в Аид Одиссей расспрашивал тень Тиресия о своих перспективах возвращения на Итаку. Или Арктогеей, куда вел тевтонских рыцарей великий магистр Ульрих фон Юнтинген. Или Гелиодеей из «Парсифаля» Робера де Борона — материком под сине-золотой звездой Арктур, под которой «корабль останавливается посреди океана, и даже ураган не в силах сдвинуть его», а «сушу образуют застывшие сапфировые волны — там растут прозрачные деревья, плоды коих нет нужды срывать, ибо аромат утоляет жажду и насыщает».

Кто, однако, живя в так называемом реальном мире, не проецирует себя, более или менее, в мир воображаемый? «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Воображение? «Примитивные народы», например, прекрасно знали, что воображение, как и знание (а что такое знание, как не то же воображение?) — реальная сила. Подкрадываясь к оленю, охотник-эскимос затыкал себе рот пучком травы, чтобы возникший в его голове образ убитого оленя не вылетел через рот и, смутив оленью душу, не спугнул добычу.

Вообразить — значит, придать образ тому, что его не имело. Претворить хаос в космос. И сам человек, говорит книга Бытия, не что иное, как образ — образ и подобие Создателя образов. Творца, на место Которого претендует Денница, сын зари, Люцифер-светоносец, чей свет не животворит, а «просвещая» — помрачает. Ложный свет, заметил архиепископ Иоанн (Шаховской), страшнее тьмы.

Берег пролива Дрейка

Вспышки фотоаппаратов, брызги крещенской воды, только что воздвигнутый и укрепленный валунами на холме с видом на пролив Дрейка, крест, лютующий ветер и на фоне серого марева — бледно-лимонный пуховик испанки Кармен.

Согласно одному из преданий, когда Христос сошел во ад, некоторые из неплохо чувствовавших себя «во тьме кромешной» убежали в глубины преисподней, «возлюбив тьму более, нежели свет». Таким взломанным, с рухнувшими сводами, адом без людей (попрятавшиеся не выдают своего присутствия) и предстал мне на следующее утро остров Ватерлоо, по холмам и долинам которого мы гуляли, сопровождаемые полярниками.

^{Н. А. Кошелев. Сошествие во ад. 1900. Церковь Святого Александра Невского на Александровском подворье в Иерусалиме}

Перламутр полярного дня, облака — те вытянулись над горизонтом с курсирующими по нему редкими айсбергами, а те плывут косыми дымными парусами. Солнце заливает низины золотой ртутью ила, особенно яркой на фоне слепящего льда, стоящего стеной по ту сторону пролива шельфового ледника.

«Где ты был, когда Я полагал основания земли? На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости?» И молчит Иов. «Входил ли ты в хранилища снега и видел ли сокровищницы града, которые берегу Я на время смутное, на день битвы и войны?»

Дистиллированная антарктическая вода в высокой каменной чаше, кромка отвесно обрывающегося к проливу берега, где храпят пятнистые морские слоны. А вон морской котик. Обосновавшись на каменной лежанке, он проворно, как острием штрихующего карандаша, чешет кончиком задней ласты шею, пока мы не попадаем в поле его зрения. Чуть поодаль — другой. Тоже насторожился.

— Осторожней, они агрессивны! — предупреждают наш гид.

Спускаемся к воде. Пингвины, топыря крылья, прыгают в воду. Среди водорослей то и дело попадаются гипсово-белые обломки костей и черепов, должно быть, ящеров и динозавров. Я чуть не наступаю на еще не выбеленные временем, наполовину затянутые мокрой крупой желтоватые ребра какого-то левиафана.

^{Старинная деревянная церквушка}

— Над вами только что птеродактиль кружил, а вы и не видели, — сообщает, подойдя к нам, наш провожатый, имея в виду альбатроса.

«Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?»