Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

То, что начиналось как обычная акция по борьбе с браконьерским промыслом, быстро превращалось в опасное противостояние. Мы поравнялись с вьетнамским кораблем береговой охраны, который возвышался над «Маканом» почти так же, как мы сами несколькими часами ранее возвышались над «синими лодками». Увидев корабль под своим флагом, 55 задержанных вьетнамцев подняли крик и замахали руками. Увидеть Мас Гуна и понять, что с ним происходит, мы не могли, потому что вьетнамский сторожевик не давал нам подойти к тонущей «синей лодке». Рация ожила – вьетнамцы вызвали «Макан». Они говорили по-английски, в отличие от Самсона и его помощников на мостике. Самсон протянул рацию мне, я быстро передал ее переводчице, рассчитывая сохранить подобающую журналисту дистанцию от разворачивающихся событий. Однако индонезийцы что-то сказали моей спутнице, и та поспешила снова всучить рацию мне. «Они хотят, чтобы говорили вы, а не я», – сказала переводчица и добавила, что офицеры береговой охраны не хотят, чтобы посредником в сложной ситуации выступала женщина. Я не знал, как поступить. Не крылось ли за этим что-то еще? Не навлечет ли это на переводчицу неприятности, если события примут дурной оборот? Честно ли будет с моей стороны подвергать ее опасности? Я взял рацию[317].

Мы не знали, что происходит с Мас Гуном – то ли он в руках у вьетнамцев, то ли в тонущей «синей лодке», а может, уже утонул. Самсон велел мне спросить, у них ли его человек. «Вьетнам, говорит Индонезия», – вызвал я вьетнамцев. Я объяснил, что являюсь американским журналистом, нахожусь на борту «Макана» и что буду временно исполнять обязанности переводчика для капитана нашего корабля, представляющего здесь министерство рыболовства Индонезии. Я сказал, что на борту тонущего судна, которое они протаранили, может находиться официальный представитель индонезийских властей, и попросил объяснить, что происходит.

Мой собеседник-вьетнамец представился офицером береговой охраны и заявил: «Вы находитесь во вьетнамских водах, нарушая конвенции ООН и морское право». Его слова изумили меня, я повернулся к Самсону: «Мы точно находимся сейчас в индонезийских водах?» Самсон ответил утвердительно. «Вы абсолютно уверены? – переспросил я. – Может быть, мы на каком-то спорном участке, о котором я не знаю?» Самсон заявил, что он уверен, и твердо добавил: «Мы в индонезийских водах, до границы, самое меньшее, еще 40 миль».

Полагая, что не стоит обострять спор с вьетнамцами по этому вопросу, я вернулся к безопасности Мас Гуна и его местонахождению. «Капитан требует сказать, в безопасности ли его подчиненный», – сказал я. «Верните наши лодки, – заявил в ответ вьетнамец. – Где наши лодки?» Я несколько раз повторил, что индонезийцы должны сначала убедиться в том, что их человек жив. «После того как вы это подтвердите, возможны будут переговоры с индонезийцами об уступках». «Лодки! – заорал вместо ответа вьетнамец. – Верните лодки!»

Самсон попытался подойти к тонущей синей лодке и приблизился при этом к вьетнамскому кораблю. Тот дал газу; рев мощного двигателя послужил недвусмысленным предупреждением. Тут же по радио потребовали: «Отойдите от нашего судна». Я перевел эти слова Самсону, и он дал задний ход.

«Синяя лодка» тонула все быстрее. На «Макане» гадали, не мог ли Мас Гун потерять сознание. «Может быть, он сейчас там тонет», – сказал кто-то, глядя на уходящее под воду суденышко. Я побывал на этой лодке во время его ареста несколькими часами ранее и тоже думал о том, что в рулевой рубке могло бы довести Мас Гуна до обморока: сильная жара, густые испарения дизельного топлива, спутанные старые провода – я своими глазами видел, как в электропроводке сверкнула искра, как раз в то время, когда индонезийцы переводили команду на свой корабль. На другом суденышке я схватился вроде бы за леер, когда лодку качнуло волной, но под рукой оказалась раскаленная труба, от которой на ладони вздулся ожог. Боль была такая, что я сам чуть не упал в обморок. Вот и Мас Гун мог допустить такую же ошибку, или даже более серьезную, и лежать сейчас на полу в рубке…

«Вьетнам, говорит переводчик, – сказал я. – Ставлю вас в известность, что, если на тонущем судне находится индонезийский офицер и вы не позволите нам спасти его, ответственность за его смерть понесете вы, не говоря уже о том, что это грубое нарушение международного права». Поскольку вьетнамцы навели оружие на наш корабль, я, прежде всего, старался смягчить напряжение, которое могло привести к нашей гибели, а также пытался добиться того, чтобы Мас Гуну не дали утонуть при нашем вынужденном бездействии. Вьетнамский офицер не отвечал. Казалось, прошла вечность, хотя в действительности прошло не более 20 минут. Мы ждали инструкций из Джакарты. Я надеялся, что нам прикажут уйти или сообщат о скором прибытии подкрепления, но понимал, что с тем же успехом нам могут приказать открыть огонь по вьетнамцам.