Это был чрезвычайно дерзкий поступок. Критики китобойного промысла восприняли его как доказательство того, что правовое регулирование в международных водах превратилось в фикцию. Какой смысл в надзоре, если страна, подписавшая соглашение, может просто выйти из него, как только ее что-то перестанет устраивать? Критики также обвиняли Международный суд ООН в том, что он не смог разобраться в проблеме. Все были согласны с тем, что проводить научные исследования в международных водах можно, но никто не мог установить, что является исследованием, а что нет.
В конце концов большинство ученых и официальных лиц сошлись на определении, принятом в отношении исследований на суше: это познавательная деятельность, использующая широко принятые и прозрачные методологии. Также исследования должны сопровождаться публикацией полученных данных – предпочтительно в авторитетных научных журналах с последующим обсуждением в экспертном сообществе. Таинственность, окутывавшая так называемый исследовательский процесс с участием японских китобойных судов, едва ли соответствовала этому определению. Для меня в этом не было ничего неожиданного. Я уже был в курсе деятельности Расса Джорджа и дискуссий о сбросе железной руды в океан.
Указывая на многолетнюю охоту японцев на китов, австралийцы недвусмысленно подталкивали Международный суд ООН к разъяснению вопроса о том, что представляет собой научное исследование, проводимое в море. Однако суд решил ограничиться вопросом, превышало ли количество китов, которых убивали японцы, потребность исследования. Это дало Японии возможность снизить объем добычи и возобновить промысел китов под видом науки. Что и произошло.
Другим судебным органам также не удалось обуздать беззаконие, творимое в Антарктике. В 2015 г. Федеральный суд Австралии вынес решение, признающее японских китобоев виновными в убийстве китов в водах Австралийского китового заповедника. Японская китобойная компания Kyodo Senpaku была оштрафована на $1 млн. Но компания не удосужилась посетить слушания и не стала платить штраф.
Почти столь же безрезультатным оказалось судебное решение относительно «Морского дозора». В 2015 г. американский апелляционный суд Девятого округа наложил на организацию штраф в размере $2,5 млн за нарушение судебного запрета подходить к японским китобойным судам ближе, чем на 500 м. «Морской дозор» выплатил этот штраф Институту исследования китов, который руководит китобойным промыслом в Японии, но тут же вернулся в Антарктику, чтобы при первой возможности вновь нарушить судебный запрет в ходе японского китобойного сезона 2016 г.[363]
В декабре 2016 г., через десять дней после выхода из австралийских портов, суда «Морского дозора» достигли антарктических охотничьих угодий китобоев и начали поиск «Ниссин-мару». Почти круглосуточный полярный день должен был облегчить задачу, но густые туманы и непогода сводили это преимущество на нет. Даже в спокойные дни по морю гуляла трехметровая зыбь. Во время жестокого шторма десятиметровая стена воды захлестнула бак «Варриора», сорвала крышку лоцманского люка, вывернула из креплений «Зодиак» и залила судовой лазарет.
«Морской дозор» по радио запросил другие суда, находившиеся в регионе, не встречал ли кто-нибудь японцев. Исторически сложилось так, что рыбаки относились к «Морскому дозору» с подозрением, видя в нем скорее противника. Но во время этого рейса на радиовызовы откликалось куда больше рыболовецких судов. Мейерсон предполагал, что одной из причин изменения отношения рыбаков к защитникам природы стало доброжелательное освещение в мировых СМИ погони «Морского дозора» за судами-браконьерами. «Они поддерживают нас потому, что браконьеры благодаря своему хищничеству имеют большое преимущество перед законопослушными рыбаками», – заключил Мейерсон.
В тот раз я не мог попасть на суда «Морского дозора», так как работал в другом месте. Но я почти ежедневно разговаривал по телефону и обменивался электронными письмами с Лублинк, Мейерсоном и другими участниками операции и мог вести ее хронику. Через несколько недель после начала рейда я спросил Лублинк, что она думает о японских китобоях. После небольшой паузы она призналась, что уважает их как умелых тактиков. «Они знают наши суда, они знают наши скорости, они знают наши привычки», – ответила она. По ее мнению, одной из причин того, что японцы недавно снизили промысловую квоту с 1035 особей малого полосатика, горбача и финвала до 333 малых полосатиков, был расчет подорвать негативную для них аргументацию «Морского дозора». К тому же японцы недавно вдвое увеличили зону своего промысла, которая теперь почти в два раза превышала территорию Австралии, так что найти их стало еще труднее. «В уме им не откажешь», – сказала она.