Океан. Выпуск четвертый

Архивы указали, что владение Шампанэ во французской провинции Франш-Контэ принадлежало знаменитому дипломату Перрено, который был канцлером при короле Карле V, а при Филиппе II губернатором Антверпена и главой финансового совета Фландрии. Просматривая отчеты уцелевших испанцев Армады, я нашел имя француза Жана-Тома Перрено. Правда, он числился офицером отряда, погруженного на «Дукессу», но после гибели «Дукессы» вполне мог оказаться на «Хироне».

Мадам де Шампанэ, жившая в 1524 году, была его бабушка, урожденная Николь Бонвало. Прекрасно! Ведь существует знаменитый портрет Николь Бонвало кисти Тициана, исполненный в 1548 году. На руке у женщины там кольцо… увы, не мое.

Жан-Тома, родившийся в 1566 году, мог сохранить лишь смутные воспоминания о бабушке — она умерла, когда ему было четыре года, но именно ее кольцо он носил поверх перчатки, когда холодная пена Порт-на-Спанья несла его тело на черные скалы…

Теперь о двух золотых саламандрах. Мне не удалось разыскать ни одного дворянина среди офицеров Армады, у которого в гербе был бы этот сказочный зверь. Вероятней всего, как пишет один британский эксперт, матросы носили саламандру как талисман от огня. Согласно легенде, саламандры способны жить в пламени и при желании гасить его. Кстати, на рыцарских эмблемах саламандра всегда изображена в окружении языков огня (например, у короля Франциска I она была символом любовной страсти).

Мальтийский крест. Кто мог носить его?

Рыцарем Мальтийского ордена, как отмечают все историки Армады, был Гуго де Монкада, генерал-капитан эскадры неаполитанских галеасов, убитый в Кале на борту своей капитаны «Сан Лоренсо». Но как мог затем крест оказаться на «Хироне»? Ведь «Сан Лоренсо» был дочиста разграблен англичанами.

Совершенно случайно я наткнулся на список пропавших без вести испанцев, которые не фигурировали в списке заведомо погибших. И там я увидел под № 39 «Фабрисио Спинола, кптн». Фамилия Спинола (или Спунола) известна в истории Мальтийского ордена с XV по XVIII век. Значит, крест принадлежал капитану Фабрисио де Спинола. Это подтверждала еще одна деталь: когда крест был тщательно отмыт, я нашел на оборотной стороне крохотный знак лилии — часть фамильного герба Спинолы. Все сходилось.

В один из дней Луи вытряхнул на палубу «Зодиака» из своего зеленого мешочка маленькую золотую Библию на двойной цепочке. Переплет тяжелый, на обложке — изящная фигура святого с посохом, размер 43×32×9 мм.

Вечером не дыша мы вынули запор и открыли реликвию. Оказалось, что внутри «книга» состояла из пяти круглых отделений. В трех из них сохранились таинственные розоватого цвета облатки. Что это могло быть? Ладан? Пилюли? Яд? Но на борту «Хироны» нечего было делать отравителю. Парфюмерия? Или чудодейственное снадобье из носорожьего рога, которому приписывалось омолаживающее действие?

Дабы не теряться в догадках, я отправил одну облатку на кафедру химического факультета Ольстерского университета. Анализ отнял довольно много времени, а затем специалист уведомил меня, что это, без сомнения, «воск с некоторыми примесями». Исчерпывающий ответ.

Находка так и пребывала под знаком вопроса, когда я показал ее миллионам британских телезрителей во время передачи из цикла «Археология сегодня». Вскоре одна пожилая дама прислала мне письмо, где сообщала, что таинственные облатки — это «Агнус деи».

«Агнус деи» («божьи агнцы») изготавливали в Риме начиная с IX века из воска пасхальных свечей в смеси со «священным маслом». Их носили на шее как талисман, веря, что он убережет владельца от бед. В XVI веке, в эпоху Армады, монахи наладили поточное производство «Агнус деи» и торговали ими повсюду. Дело дошло до того, что папа римский специальным посланием предал анафеме «нечестивцев», которые подделывают облатки, лишая Рим выгодной монополии.

По обычаю, к «Агнус деи» прилагалась инструкция, в которой перечислялись волшебные свойства восковых изделий. Но почему в найденной книге было пять отделений? Ведь обычному человеку вполне хватало одной облатки. Скорей всего, золотая Библия принадлежала епископу, запасшемуся дефицитными талисманами в Риме и выдававшему гарантированное спасение очень нещедро (осталось три облатки из пяти). Если так, то речь шла о епископе Киллалы, находившемся при доне Алонсо.

После очистки бронзовых пушек мы обнаружили на стволах испанский герб, окруженный золотым руном. Мне потребовалась долгая переписка со специалистами по артиллерии XVI века, множество визитов в музеи и книжные розыски, чтобы определить, какую пушку нам оставила судьба (и де Лейва) в Порт-на-Спанья. Вначале я называл ее «фальконетом» из-за сходства с фальконетами предшествующего века; потом «мояна», «версо» и «пасаволанте». Наконец, еще окончательно не уверившись, я окрестил ее «эсмериль». Эта работа развеяла некоторые иллюзии: я самонадеянно считал себя знатоком испанской морской артиллерии, но оказалось, я не смыслю в ней ничего. Более того, вообще, наверное, на свете не отыщется человек, сведущий в этом вопросе.