Океан. Выпуск четвертый

Золотые монеты являли нам прижимистого идальго столь же зримо, будто мы вытащили его дукаты из развязавшегося кошелька. Серебряное распятие, найденное Морисом, все покрытое темной тиной, но удивительно современное, даже «модерное» по форме, доносило запах монаха-капуцина. Распятие болтается на веревке поверх его рясы из грубой верблюжьей шерсти и бьет по ногам, когда он поднимается по сходням на галеас. А медальки из меди, бронзы или свинца, на которых выбито стандартное изображение девы Марии, Христа или святого семейства, рассказывали нам о конце раба-галерника, который сжимал их в ладони, вознося немую молитву, когда цепи влекли его на дно и изодранная рубаха становилась саваном…

С тех пор как во Флориде я познакомился с дельфинами, я влюбился в этих «братьев человека», вернувшихся в море. Подобно всем ныряльщикам, я завидовал легкости, с которой вольтижируют под водой эти удивительнейшие создания. Я со страстью следил за их повадками и даже написал во славу дельфинов книгу. В тот день, когда Франсис церемонно преподнес мне найденного на дне серебряного дельфина, я впервые за все время заколебался. У меня же дома коллекция… Дельфины фарфоровые, керамические, медные, серебряные, деревянные, каменные, бог весть какие еще. Но дельфин эпохи Возрождения, к тому же с корабля Армады… Дельфин с приподнятым хвостом, пляшущий на волне, с двумя круглыми глазками — наверняка он украшал цоколь настольных часов в каюте гранда, — такой дельфин был бы бесценным украшением моей коллекции!

А другой? Совсем крохотный и тоже из серебра, напоминавший головастика или опрокинутую запятую, он служил когда-то ручкой от чаши или красовался на крышке блюда. А золотой дельфинчик? Его нос заканчивался зубочисткой, а хвост — скребком для чистки ушей. Этот инструмент был в большом ходу в те времена. Мой коллега, американский подводник Вагнер, нашел возле Флориды золотого дельфина восточной работы, который висел на золотой цепочке и являлся одновременно знаком отличия капитана, свистком и зубочисткой.

А дельфин-дракон, обвившийся вокруг серебряного свистка? Это тоже, конечно, был знак отличия одного из пяти испанских капитанов, утонувших на «Хироне». Свистки использовали на всех флотах начиная с XIII века, вначале — по назначению, а потом — просто как капитанский знак.

Искушение охватывало меня с особой силой по ночам. Я представлял себе маленький стеклянный шкафчик, где покоится моя богатая коллекция, мысленно расставлял экспонаты, придумывал подсветку… Но наутро скрепя сердце аккуратно заносил своих дельфинов в инвентарный список для инспектора его величества королевы Елизаветы II.

Однажды мы с Морисом вышли на разведку довольно далеко от мыса Лакада. Течение, как я считал, должно было отнести к подножию рифа мелкие вещицы. Море отливало как зеркало, солнце жгло сильнее, чем в тропиках.

Риф почти вертикально обрывался в воду. В другое время года даже при слабой зыби здесь не поработаешь: не за что уцепиться. Глубина всего четыре метра, и волна с размаха бьет о камни. Сейчас мы хватались за водоросли и осторожно ощупывали шершавую поверхность. У подножия рифа тянулся длинный коридор. В нем я отыскал мраморное яйцо, просверленное по всей длине. Для чего использовали эту штуковину? Загадка.

«Зодиак» остановился прямо над нами. Если его и качнет, ничего страшного — надувной резиновый бок самортизирует удар. Запускаем движок насоса, и Морис начинает расчищать коридор. Почти сразу же находим золотое кольцо. Оно немного погнуто, но явственно видна надпись: «Мадам де Шампанэ. MLXXIV». Первая вещь с датой! Так, переводим римские цифры, получаем 1524 год… Выходит, кольцо было подарено за 64 года до похода «Непобедимой армады». Значит, носил его не возлюбленный мадам де Шампанэ — ему должно было быть хорошо за восемьдесят.

Имя неотвязно сверлило мне голову. Я поклялся во что бы то ни стало выяснить историю этого семейства и узнать, у кого на пальце было это кольцо в роковую ночь 15 октября 1588 года.

А пока продолжим. Морис ворочает пожарным рукавом, я внимательно слежу за отлетающими осколками. Но не я, а он замечает монету в четыре эскудо. Наклоняюсь, чтобы подобрать ее, и наталкиваюсь на золотое колечко, закатившееся в трещину. Целехонькое. Сверху к нему приделана золотая саламандра, изогнутая в форме буквы «S». У нас уже есть одна саламандра. Может, обе принадлежат одному сеньору, у которого она значится в гербе?

Три часа кряду мы промывали дно, сначала в одном, потом в другом направлении. Но больше ничего не нашли.

Назавтра снова был полный штиль. Франсис и Морис воспользовались им, чтобы очистить «гнездо» в узком изгибе мыса Лакада — раньше мы его не замечали, оно было закрыто плотным пуком водорослей. Друзья раскопали в щели терракотовую посуду, кусок оконного стекла, золотую цепочку, сферические пуговицы, а в самом низу, под слоем ядер, — нетронутое серебряное блюдо.