Океан. Выпуск десятый

«Теоретически моя «Ледовая птица» должна быть абсолютно герметичной, — читаем мы в судовом журнале. — Однако в кабине все пропитано влагой: одежду, обувь, спальный мешок, матрац. Хотя я натянул на себя три шерстяные рубашки, стеганый летний комбинезон из дакрона да еще и парку, никак не могу согреться… От холода и усталости я совсем ослаб. Каждое движение требует усилий. Все время делаю ошибки. Думается с трудом, мысли застревают, словно шестеренки в загустевшей от холода смазке. Дважды снаружи мне слышались какие-то крики. Сквозь покрытый инеем пластик рулевой башенки едва различаю обледенелый такелаж, мачту, антенну, стайку маленьких полярных птичек, подобно снежинкам, вьющихся за кормой. А когда налетает шквал, вижу жуткую, фантастическую картину: по верхушкам огромных живых холмов ветер мчит тучи снега, смешанного с белой морской пеной.

Температура падает. Вскоре замерзнет питьевая вода в цистерне, а в каюте осталось всего несколько канистр. Над океаном часами висит густой туман, курс прокладывать приходится почти вслепую. К тому же вышли из строя питающие рацию аккумуляторы — в них попала морская вода. И все-таки я упорно продолжаю пробиваться на восток…»

После полуторамесячного плавания по штормовому морю Дэвид Льюис убедился, что в таких условиях безопаснее всего идти как можно круче к ветру под одним кливером. Однако это не спасло «Ледовую птицу» от катастрофы.

29 ноября барометр резко упал. Ветер ураганной силы гнал по морю целые водяные горы, которые обрушивались на «Ледовую птицу», словно удары гигантского парового молота. Порой Льюису казалось, что он плывет не на яхте, а на подводной лодке: сквозь пластик рулевой башенки не было видно ни неба, ни горизонта, только струившиеся со всех сторон серо-зеленые потоки воды. К вечеру скорость ветра увеличилась до 70 узлов. Даже в каюте с наглухо задраенными люками от его незатихающего рева ломило уши. Внезапно моряк почувствовал, как корму подбросило высоко в воздух и яхту развернуло бортом к волне. Он судорожно рванул румпельный привод, но судно не послушалось руля. В следующую секунду страшный удар положил «Ледовую птицу» набок. На корме раздался пронзительный скрежет — хлынувший на палубу яхты водопад ломал стабилизатор автоматического рулевого управления. В камбузе с грохотом полетели сорванные с переборки полки. Еще что-то падало, ломалось, стучало и скрипело, но все эти звуки тонули в какофонии свирепствовавшего урагана.

Дэвид Льюис со страхом ожидал развязки: успеет ли встать «Ледовая птица», пока не накатится следующий вал? Если нет, они оба навсегда исчезнут в океанской пучине. Время словно остановилось. Но вот последовал резкий рывок, чуть не раскроивший Льюису голову о край штурманского столика, и моряк смог с облегчением вздохнуть: на сей раз смерть обошла их стороной. Балластный киль вернул яхту в вертикальное положение, и она, послушавшись руля, развернулась носом к волне. Однако поединок с океаном не прошел бесследно. Прежняя гордая «Ледовая птица» превратилась в безнадежно искалеченное подобие судна: штормовой парус, не выдержав напора ветра, лопнул; над палубой торчал жалкий обломок мачты, а сама мачта угрожающе колотилась о борт, удерживаемая перепутанным такелажем.