Океан. Выпуск пятый

Сначала Эйкар пытался установить порядок в приемных часах начальника, но все рухнуло по вине самого же Дмитрия Афанасьевича. Он раз и навсегда сказал: «Если курсант идет ко мне, значит, ему нужно говорить с начальством. Если вопрос серьезный, я его выслушаю в любое время. Если пришел с пустяками, прогоню сам. Зачем же вам, Николай Францевич, утруждать себя промежуточными расспросами и расписаниями?!» И Николай Францевич отступил, несмотря на весь свой суровый военно-юридический педантизм. Отступил, но не переставал ворчать на «непорядки»…

Будет справедливым сказать, что Лухманов держался просто и доступно. Курсанты делились с ним своими горестями и радостями. Только отпетые лентяи и белоручки не могли рассчитывать на сочувствие начальника. Да такие люди и не задерживались в техникуме. Понимавшие морскую романтику по-своему, потребительски, в виде шумных портовых кабаков и мимолетных «встреч» под кронами тропических пальм, они очень скоро начинали чувствовать, что просчитались, и уходили искать другое пристанище. Их не задерживали и не уговаривали.

За отеческое отношение наши курсанты прозвали Лухманова «папа Лухманов». Дмитрий Афанасьевич знал об этом прозвище, и не думаю, чтобы обижался. По крайней мере, на одной из своих книг, подаренных мне, он так и написал: «Арчи Муравьеву от «папы Лухманова».

Говоря «на одной из своих книг», я ничуть не оговорился. От своей матери, писательницы конца прошлого века Надежды Лухмановой, Дмитрий Афанасьевич унаследовал литературную одаренность, и его правдивые рассказы о жизни и быте торговых моряков прошлых лет, такие как «На палубе», «Соленый Ветер», «Плавание на «Товарище», интересны и талантливы. Они, кстати, во многом автобиографичны.

5

Дмитрий Афанасьевич вел у судоводителей один из разделов морской практики, а конкретно — управление парусными и паровыми судами при различных обстоятельствах. Раздел интересный, если его преподает человек, умеющий донести тему до слушателей. Дмитрий Афанасьевич превосходно преподавал, и на лекциях нашего начальника скучающих не было. Бывало, не успеешь оглянуться, а звонок уже напоминает о перерыве.

Дмитрий Афанасьевич объяснял, например, правила швартовки в сложных условиях и иллюстрировал их примерами из собственной богатой практики. Он как бы вынимал из своего капитанского багажа самое интересное и самое нужное. А капитанский багаж Дмитрия Афанасьевича был поистине необъятен! Огромный стаж плавания в ранней молодости на английских «чайных» клиперах, в более зрелом возрасте — капитанство на учебных парусных кораблях и океанских лайнерах того времени… Было о чем рассказать, было чем подкрепить и оживить суховатые параграфы учебников и пособий!

И Дмитрий Афанасьевич не скупясь, щедро делился с нами своим опытом, не делая секретов из своего знания сложных судовых маневров. Сидишь в аудитории за своим столом, слушаешь Лухманова и ясно представляешь себе и бросательный конец, вовремя запущенный с высокого полубака на причальную стенку береговому матросу, и важность своевременного звякания машинного телеграфа, передающего команду механикам, и даже скрип брасовых блоков, если швартовка проходит на паруснике… Дмитрий Афанасьевич говорил красочно и умел увлекать своих слушателей!

Кроме обязательной программы, Лухманов успевал выкроить из двухчасовой лекции время на «особые», как он сам выражался, разговоры с будущими капитанами. Чаще всего к этим пятнадцати — двадцати минутам добавляли и десятиминутный перерыв между лекциями. По нашей просьбе, конечно. О чем же мы разговаривали? «Особый» разговор обычно начинался так:

— Скажите, Муравьев (или Ман, или Константинов, или еще кто-либо из однокурсников), почему на вас такой странный галстук? Разве в продаже нет темных цветов?

За таким вступлением следовало пространное объяснение, какого цвета галстук или рубашку положено носить при форменном костюме. Заодно: можно ли держать руки в карманах, если в этом нет никакой необходимости; следует ли снимать головной убор, когда ваша собеседница, будь она совсем молода или годится вам в бабушки, стоит с непокрытой головой; не лучше ли в трамвае молодому человеку попросту не садиться, чтобы не попасть в неловкое положение. И многое-многое другое. Главным образом о поведении советского моряка у себя дома и за границей рассказывал коммунист Лухманов — член партии с 1919 года. Он называл эти разговоры «особыми». Я бы назвал их крайне нужными, пригодившимися нам в нашей самостоятельной жизни.

— Не забывайте, что в иностранном порту вы представляете Советский Союз. По вашему поведению и внешнему виду будут судить и о нашей Родине… — Таков был лейтмотив лухмановских собеседований.