Я складываю вещи в водонепроницаемый мешок и пораньше укладываюсь в постель, чтобы встать на рассвете. У Чатни, однако, оказались иные планы. У нее была привычка патрулировать по ночам весь дом, изничтожая любую тварь, которая еще осталась в живых по недосмотру. До этого дня ее ретивость способствовала существенному улучшению моего ночного сна, так как о крысах я почти не думал — разве что порой до меня долетал хруст их костей. С момента появления Чатни я не видел ни одного живого грызуна, хотя и обнаруживал иногда их останки в собственной постели.
Однако эта ночь выдалась на редкость активной: в четыре часа утра Чатни внезапно приземлилась прямо на москитную сетку. И поскольку она все же несколько тяжелее крысы, а мои двойные узлы (я пробыл скаутом недостаточно долго, чтобы научиться вязать морские) не очень-то крепкие для такого веса, Чатни тяжело плюхается мне на грудь. Не знаю, кто из нас испытал большее потрясение, зато точно могу сказать, что кошка запустила свои когти мне в плечо, чтобы удержаться, а затем пулей вылетела за дверь. Через полчаса, терзаемый от нестерпимого жжения, вызванного дезинфицирующей жидкостью, я теряю всякую надежду вновь закрепить сетку и лечь спать. Поэтому одеваюсь и сажусь у окна ждать, когда над лагуной взойдет солнце.
Для того чтобы убить время, снимаю с полки томик Гримбла. У него тоже были проблемы со сном в тропиках, и он частенько проводил ночи, записывая свои впечатления. На основании одного из описаний восхода солнца я прихожу к выводу, что скорей всего он в это время в одной руке держал словарь, а в другой — бутылку скотча.
«В полдень лагуна полыхает кобальтом, голубоватой зеленью, агатом и изумрудом настолько ярких оттенков, что больно глазам. Однако в молочно-белом сиянии луны кобальт сменяется пурпуром, зеленоватая голубизна — коричневыми оттенками, а раскаленный добела песок начинает мерцать как аметист. Я был охвачен светом, цветовыми переливами и чувством безмятежного покоя…»
Ну-ну, думаю я, глядя в окно, — это сильно, особенно что касается пурпура.
Глава 9
Главное — сохранять голову на плечах
И действительно, в предрассветный час деревня погружалась в полную тишину, даже воды залива, изогнутого в форме подковы, замирали, словно передыхая от постоянного движения. Многочисленные и разнообразные по своей яркости звезды делали небосвод похожим на твердь, усыпанную мерцающими точками, которые освещали сумрачную деревню, а луна бросала серебристые отблески на водную гладь.
Естественно, весь этот покой оказался тут же нарушен, когда прокричал проснувшийся петух, не сомневавшийся в том, что вместе с ним все должны открыть глаза. Вопиюще пренебрегая собственной безопасностью, он продолжал надрываться, пока его не услышали во всех концах деревни. Его напыщенность и самовлюбленность вызывали у меня такое раздражение, что, обладай я соответствующими навыками, быстро превратил бы его в каплуна. Он умудрился разбудить даже солнце, и гневное светило высунулось из-за деревьев, чтобы узнать, чем вызван такой переполох.
Затем, нацепив на нос очки толщиной с пресс-папье и закрепив расшатавшиеся дужки с помощью шнурка от ботинок, из своего дома появляется Старый Обадиа — самый древний житель деревни. Он движется в ризницу, расположенную за алтарем, опускается на землю перед круглым полым бревном и начинает отбивать витиеватый ритм утренней зорьки. И постепенно дома начинают оживать.
По чистой воде, еще не замутненной дневной деятельностью, туда и обратно плавает морской ангел, гадая, что ему ждать от наступающего дня. Позднее, разрезая морскую гладь, появляется макрель: эти кровожадные хищники в серебристой чешуе, напоминающей доспехи, в стремительном броске хватают свою жертву, расплескивая порозовевшую воду на камни причала, и столь же стремительно вновь исчезают в безопасной глубине.
Я наблюдаю из окна, как дневной свет начинает пронизывать лагуну, придавая кораллам их истинные цвета. Вместе со всем миром словно просыпаются оттенки желтого, пурпурного и зеленого, переливающиеся в пробуждающемся течении. Среди кораллов мечтательно поблескивают морские звезды, и тысячи крохотных рыбешек, каждая размером не больше лезвия перочинного ножа, шныряют туда и сюда по этому подводному ландшафту.
Мы выходим из крохотного залива Мендали и направляемся к каналу Бланш. Перед носом лодки с видом морских хранителей ныряют два дельфина, рядом с бортами плывет еще несколько, словно служба сопровождения, следящая за тем, чтобы мы не сбились с пути. Кажется, их больше, чем обычно. Может, они чувствуют, что мы отправляемся в настоящее путешествие? Лично я это прекрасно понимаю, а потому прихватываю с собой спасательный жилет.