Океания. Остров бездельников

— Ерунда! Незаменимых нет. А уж что касается вас, то тем более. Ха-ха-ха!

Сейчас, припоминая тот момент, не уверен, что последнее замечание можно счесть за комплимент, но надеюсь, это была шутка.

— Мне всегда казалось, что в вас есть что-то от старых авантюристов.

Авантюристов? Искателей приключений? Самым авантюрным поступком за прошедшие годы было мое появление в Торки под звуки фанфар с целым стадом учеников. Но даже тогда максимум, чем я рисковал, это отправиться в поездку на электромобиле, управляемом одиннадцатилетним пацаном.

Мой работодатель разворачивается и бесшумно удаляется по паркетному полу коридора, а я, глядя на его мешковатые лоснящиеся брюки, размышляю о том, насколько стремительно разворачиваются события и насколько я беспомощен в том, чтобы изменить их течение. Однако, направляясь в противоположную сторону — на урок немецкого с девятым классом, — я понимаю, что судьба решена, и повинна в этом моя собственная болтливость.

Конец семестра был заполнен непрерывной говорильней: что-то произносили вслух, на кое-что выразительно намекали. В последний день, сидя под огромным тентом, я вынужден слушать бесконечные речи о доброй старой школе и великой Англии. Однако предпочитаю пренебречь тепловатым чаем, распитие которого сопровождается высказываниями типа «Он молодец, молодец, хороший мальчик; немного усидчивости, и все будет отлично; счастливых каникул». Весь этот щебет происходит на лужайке, где вокруг обветренных бутербродов прыгают воробьи, а двуногие пользуются последним шансом приторно полюбезничать друг с другом.

Я встаю и с угрюмым видом возвращаюсь в класс. После безуспешных попыток сложить собственное имущество уже собираюсь бросить это занятие, убедив себя в том, что для нового обитателя горы моих пожелтевших папок и бумаг станут бесценным сокровищем, и начинаю гадать, а открыт ли еще паб, когда раздается стук в дверь. Не успеваю ответить, как дверь распахивается, и в класс вбегают Том и Дэвид. На обоих отглаженные костюмы, лица сияют в предчувствии свободы. Они прощались со школой, будучи уверенными, что худшее позади и впереди их ждут сплошные удовольствия, что лично их судьба никогда не забросит на противоположное полушарие.

— Мы просто зашли попрощаться. До свидания, сэр. — Они выбегают в коридор и тут же возвращаются. — Простите, мы забыли передать вам подарок, который вам необходимо взять на эти свои острова, — смеются они.

Дэвид запихивает руку в ранец, достает оттуда сверток и сует его мне под нос. Розовая тесьма, которой он перевязан, представляет собой настоящее произведение искусства.

— Это моя подружка завязывала, — поясняет он при виде моего изумленного взгляда.

— Надеюсь, вам это пригодится, — добавляет Том. — Ну, развязывайте, сэр.

Я открываю сверток, и внутри в аккуратном контейнере оказывается надувной спасательный жилет. Из маленького медного газового баллончика тянется вытяжной трос, ожидающий момента, когда неотложные обстоятельства потребуют его привинтить на место. Я тронут. Более того, испытываю по отношению к ним искреннюю благодарность:

— Спасибо, спасибо большое, но ведь вам это, наверное, обошлось в целое состояние.

— Да нет, мы просто свистнули его в самолете, когда в прошлом году летали в Америку. А потом не знали, что с ним делать. Так что удачи, сэр.

И с этими словами они исчезают за дверью навстречу собственной судьбе, предоставляя мне встретиться со своей.

Продажа дома, сбор вещей и переезд по степени вызываемого стресса приравниваются к разводу, свадьбе или потере близких. Учитывая всю связанную с этим суету, сложно вообразить, как кому-нибудь в голову может прийти мысль покинуть собственный дом, не говоря уж о родной стране. Более того, оглядываясь назад, понимаю, что они и впрямь гораздо важнее, чем мне казалось тогда, в разгар спешных сборов. За долгие годы жизни я накопил вещей не больше и не меньше, нежели кто-либо другой. Но для меня это были не просто материальные ценности, с которыми легко расставаться в предвкушении чего-то нового. Их окутывали вереницы тех или иных воспоминаний…

Когда же я наконец решил, что оставлять, а что выбрасывать, оказалось слишком поздно. И любой проходящий мимо грабитель, заглянувший в мои окна сквозь розовые кусты, счел бы, что его уже опередил коллега, — я судорожно распихал вещи в разнокалиберную тару. Ну вот, все сложено и оставлено слегка припорошенным пылью.

Многие хотели со мной попрощаться — то ли потому, что им действительно было грустно, что я уезжаю, то ли потому, что желали убедиться в том, что я уехал. Друзья, прознавшие о моих намерениях, жестко разделились на два лагеря: одни считали, что мне страшно повезло, и заверяли, будто сами поступили бы так же, хотя, несомненно, фальшивили; другие с ошарашивающей искренностью заявляли, что я, видимо, сошел с ума. Трудно сказать, чьи суждения мне нравились больше.