Океания. Остров бездельников

Затем наступает звездный час дьякона Хилари, и он читает проповедь на пиджине, в которой фигурируют великан, игуана и сотни людей, которых те чуть было не съели.

К несчастью, слова отца Хилари падают на каменистую почву, ибо никто из малышни, которой адресован его пафос, не понимает пиджина, а в результате вся проповедь становиться столь же бессмысленной, как демонстрация слайдов слепым. Однако отец Хилари невозмутимо хохочет в конце своей истории, хлопает себя несколько раз по бедрам и бесцеремонно шлепается на ближайшую скамью, сметая на пол несколько светловолосых девчушек, которые с испугом поднимают к нему свои татуированные личики.

Не успевают прихожане исполнить первые стихи «Слава Тебе, Господи», когда снаружи доносится страшное дребезжание. Малыши, уже успевшие разоблачиться и теперь играющие в куличики в проходе, бросаются обратно по своим местам. В дверном проеме, освещаемые сзади слепящим утренним солнцем, появляются силуэты каких-то людей. Шесть мужчин и юношей, возглавляемые Кисточкой, облачены в набедренные повязки, головные уборы из дельфиньих зубов и бусы. Их лица и тела разрисованы известью, а на груди болтаются ожерелья из ракушек, блистающих как перламутр. В руках они держат пальмовые листья, олицетворяющие весла, а к их щиколоткам привязаны целые связки сушеных орехов, которые и создают громкое дребезжание при каждом шаге. Скользящими движениями участники процессии пробираются сквозь паству в такт вновь возобновившемуся пению. Они окружают алтарь и замирают, опустив головы, пока последнее «аминь» не звучит в благоухающем пространстве.

Отец Джошуа, не обращая никакого внимания на четырех воинов, вплывших в церковь на невидимом каноэ, преломляет хлеб, разливает вино и раздает облатки. Глаза у меня вновь начинает щипать, и я уже думаю, не придется ли мне насыпать песок в контактные линзы, чтобы объяснить их красноту.

Однако, как только мы выходим из церкви, напряжение спадает и ребятня, освободившись от ограничений, накладываемых пребыванием в храме, бросается врассыпную, останавливаясь лишь для того, чтобы пнуть зазевавшегося кота или шелудивую собаку, которые во множестве бродили у подножия «погребального» холма. Там, под кучей банановых листьев и раскаленных камней, целый день нагреваемых огнем, лежит свинья. Когда листья снимают, передо мной предстает самое невероятное зрелище. Такое ощущение, будто животное, которое еще утром выглядело вполне упитанным, растаяло и усохло под воздействием огня. И теперь оно лежало, раскинув по сторонам все четыре ноги, напоминая тигровую шкуру, украшавшую пол в замке какого-нибудь средневекового барона. На спине зверя застыли лужицы жира, капли которого свисали и с морды вепря. Как выясняется, его даже не освежевали, и щетина топорщится во все стороны, словно вепрь выражает свое негодование подобным обращением с собой. К счастью, он хотя бы не смотрит на нас осуждающим взглядом, поскольку глаза у него уже вытекли. Это блюдо все ждут, пуская слюнки. Но я решаю ограничиться ямсом и, развернувшись, направляюсь к прогалине, где собираются жители деревни. По дороге спотыкаюсь об окровавленную грудную клетку, и только тут до меня доходит, каким образом свинья приобрела подобный вид.

Подойдя к мужчинам, стоящим вокруг котла, я делаю глоток чая из старой эмалированной кружки и наблюдаю за женщинами, «накрывающими на стол». Прямо на земле расстилаются банановые листья, на которых раскладывается ямс, рис, рыба и куски пудинга из маниоки.

Меж тем свинью уже успевают разделать, и дамы, облизывая пальцы, вносят куски мяса, разложенные на листьях. Все выглядит так аппетитно, что не знаешь, какой кусок и ухватить. Но, как мне объясняют, фокус заключается в том, чтобы вежливо выждать, пока все выберут понравившийся кусок, а потом взять оставшийся. Поскольку местные вкусы отдавали должное жиру и бородавчатой шкуре, не говоря уж о густой черной шерсти, застревающей в зубах, все это считалось изысканным лакомством, которое смаковалось в течение длительного времени. И пока все наслаждаются трапезой, мне удается тайком стянуть самый сочный и вкусный кусок мяса. Помимо других блюд подан жир, порезанный кубиками толщиной в дюйм. И я вижу, что Толстяк, не сводя с них жадного взгляда, пытается переместиться поближе.